Пока наряд спускался по рампе, репортеры быстро сделали несколько снимков и затихли.
Наступила такая неестественная тишина, что было слышно, как в железном ящике перекатываются куски льда. Президент дышал через нос. Когда лейтенанта Трумена вынесли из самолета, до них донесся приглушенный жалобный всхлип.
– О-ох.
Мастер-сержант взглянул на стоящего по стойке «смирно» Зига. Оба знали, с какого направления послышался плач. Под правым крылом, с другой стороны от прессы, на небольшом оцепленном канатами пятачке стояли семьи покойных, которые теперь увидели гробы с останками своих детей.
Никто не кричал в голос. Семьи военных стойко переносят горе. Однако на всех похоронах можно услышать этот звук – глухое, судорожное «ох», рвущееся наружу из самой глубины души скорбящего.
Когда человек теряет родителей, он становится сиротой. Когда жена теряет мужа, ее называют вдовой. Но после гибели ребенка тебе не находится никакого названия – Зиг убедился в этом на личном примере.
– Ох-ох, – еще раз всхлипнули в толпе родных.
Пушкарь в который раз глянул на Зига. Его друг смотрел прямо перед собой. Несмотря на ледяной холод внутри самолета, у него из-под мышки по ребрам скатилась капля горячего пота.
– На караул! – выкрикнул старший группы.
Носильщики начали печатать шаг, все почетные гости вскинули руки в воинском салюте. Отцы и матери наконец увидели процессию… последние сомнения развеялись.
В отдалении раздался еще один пронзительный всхлип. Зиг ощущал на себе взгляд Пушкаря так же отчетливо, как каплю пота на своем боку. Первые несколько лет после смерти Мэгги каждая траурная церемония в Довере открывала шлюзы для потока адских воспоминаний – стук земляных комьев о крышку гроба, окоченевшие от долгого стояния на снегу пальцы ног, бесконечная вереница сочувствующих, молча, не желая потревожить, похлопывающих его по спине. Ох уж эти похлопывания по спине!
Воспоминания о тех днях ушли под землю, притупились из-за повторов. Так даже лучше, убеждал себя Зиг, работа в Довере и причастность к тысячам похоронных церемоний шли ему на пользу. Повторение вело к привыканию. Он все это видел много раз.
Взгляд Зига прояснился. Пот высох. Теперь можно сосредоточиться на Ноле. Только на ней одной. Чего бы это ни стоило, он сделает для нее все возможное – и ради себя, и ради дочери. Он в неоплатном долгу перед Нолой. И перед Мэгги.
Носильщики остановились перед белым фургоном, повернулись лицом друг к другу.
– Товьсь! В кузов! – скомандовал старший группы.
Накрытый флагом ящик скользнул по звякнувшим роликам в глубь фургона.
Над посадочной полосой проплыл пронзительный вой, какой могла издать только потерявшая смысл жизни мать, и эхом затих вдали. Звук настолько зацепил внимание Зига, что он даже не осознал, как до боли сжал челюсти. Однако ничем себя не выдал.
Носильщики по одному перенесли накрытые флагами ящики в фургон. Остались только три контейнера с гражданскими покойниками.
Теперь все стало ясно. Президент, не говоря ни слова, подошел к накрытому флагом контейнеру и бросил взгляд на одного из солдат-носильщиков. Тот быстро сообразил и отступил в сторону. Вот, значит, для чего прилетел президент. Фотосессия тут ни при чем. Уоллес желал сам нести гроб с телом друга.
– Товьсь! Взяли! – По команде старшего наряда президент наклонился вместе с остальными и взялся за металлическую ручку. – Товьсь! Подняли!
– Товьсь! Кругом!
Президент повернулся и вместе с пятью солдатами, удерживая ящик с покойным другом на весу, зашагал к выходу из самолета.
Щелк-щелк-щелк-щелк!
Полковник Сюй вытянулась по струнке – шикарный получится кадр.
Зиг закатил глаза, обратив на себя внимание Пушкаря. Тот сделал жест в сторону президента или, точнее, человека, на которого смотрел президент. Сцена заняла лишь долю секунды, однако Зиг успел заметить. Когда наряд нес ящик мимо почетных гостей к фургону, президент Уоллес бросил стремительный взгляд на директора Секретной службы. Тот поежился, стоя с поднятой в салюте рукой. Возможно, ничего за этим не крылось – они могли обменяться взглядами по тысяче причин. Из памяти опять выплыла записка: «Беги!» – спрашивается только, от кого?
– Товьсь! В кузов! – отрывисто крикнул старший.
Президент толкнул ящик с телом друга по роликам в фургон.
– К ноге! – Отдание почестей закончилось.
Присутствующие опускали руки медленно, целых три секунды.