Выбрать главу

– У меня есть распорка, и я могу использовать её для твоих коленей, если придется, – сказал Джон рассеянно, – поэтому, думаю, что ты захочешь прекратить это.

Шерлок втянул воздух сквозь зубы, сосредоточился на первых тактах Второй скрипичной Сонаты Прокофьева до-мажор и повиновался. Это было нелегко, но мысль об ещё большем ограничении движений была достаточным стимулом.

Каждый удар его сердца, казалось, сотрясал всё тело.

– Уже лучше, – сказал Джон. – Попробуем ещё раз.

К тому времени, как второй, более крупный инструмент был раскрыт внутри него, на глазах Шерлока были слёзы.

Внутри всё давило и распирало, ощущения колебались между слишком сильным удовольствием и болью, а над этим он слышал голос Джона, мягко уверяющий его в том, что он прекрасно справляется.

– Восхитительно. Просто невозможно устоять, ты так чувствителен. Давай-ка посмотрим, насколько.

Джон ввел что-то тонкое и жесткое в раскрытое расширителем отверстие, кончик приспособления соприкоснулся с его простатой. Джон его немного покрутил, затем послышался щелчок, и инструмент завибрировал.

Шерлок выгнул спину и тяжело задышал, безумно дергая бедрами из стороны в сторону, но Джон каким-то образом зафиксировал вибратор, потому что никакие действия со стороны Шерлока не приносили облегчения.

– Джон… Джон!

Джон засмеялся.

– Шш. Я знаю, что это не больно.

– Я не могу… не могу… —

Джон шагнул в сторону, и рот Шерлока накрыла шершавая рука:

– Пожалуйста, не так громко.

Рука сменилась ещё одной лентой марли, которую Джон обмотал вокруг головы Шерлока и пропустил между его губ. Повязка врезалась в уголки рта, заглушала и искажала речь. За это Шерлок был почти благодарен, иначе через несколько мгновений он бы начал умолять.

– Можешь, – сказал Джон, – мы и близко не подошли к максимуму того, что ты можешь выдержать. Большинство людей, говоря о пределах человеческого тела, имеют в виду боль, но наслаждение может быть столь же насыщенным. Я прав?

Шерлок не мог ответить, даже не мог найти в голове слов. Его член был твердым, смазка стекала по стволу и липла к животу. Шерлок был так близок к разрядке, что дрожали мышцы. Если бы он только мог дотронуться до себя, всё было закончилось через пару секунд.

– Конечно, боли тоже отведено свое место. Но в контролируемых ситуациях, вроде этой.

По правому бедру Шерлока прошлись острые зубчики. Это не столько причиняло боль, сколько отвлекало, но чем выше они продвигались, тем более чувствительной была кожа. Когда инструмент коснулся его мошонки, Шерлок резко втянул в себя воздух и замер.

– Колесо Вартенберга, – пояснил Джон, – используется для тестирования раздражения нервов. Сейчас делают и одноразовые, но я предпочитаю стальные. Что думаешь?

Колесико прошлось по члену Шерлока, острыми, такими острыми зубчиками по натянутой коже. Грудь Шерлока тяжело вздымалась; оргазм отступил. Джон провел инструментом по головке, заставляя Шерлока сжать челюсти, затем вверх по животу и груди и обратно вниз; на коже, казалось, проступали нервные окончания.

Опять по внутренней стороне бедра. Теперь было почти щекотно – Джон едва его касался. Шерлок дернулся, и зубчики впились в кожу, вызывая яркую вспышку ощущений. Шерлок прерывисто вздохнул. Он даже не мог классифицировать это ощущение – было ли это болью, наслаждением, или чем-то совершенно иным; оно было вне его понимания.

– Ты так чутко реагируешь, – заметил Джон. Казалось, ситуация его забавляла.

Послышался щелчок, и вибрация внутри Шерлока усилилась как минимум в два раза. Он ударился головой о стол, изогнув шею, будто бы это могло привести к облегчению. Облегчения не было.

Зубцы вновь начали свой путь по внутренней стороне бедер, и затем вниз, к тонкой, уязвимой коже вокруг расширителя.

Джон кружил на одном месте; за острыми бликами почти боли следовали прикосновения его пальца. Вновь смазанный кончик пальца протиснулся между краем инструмента и краем растянутой дырочки, уводя Шерлока от разрядки.

Сдавленный всхлип прорвался сквозь кляп, и Шерлок прикусил щёку.

– Прекрасно, – тихо сказал Джон.

И вновь колесико, ползущее по его животу, кружащее вокруг его члена постоянной угрозой, но ни разу его ни касаясь. Мышцы его живота дрогнули, и Шерлок натянул ремни, сдерживающие его запястья.

– Вот так ты кончишь, – сказал Джон, – Немного как в эквилибристике: постоянно держишь баланс. Вибратор и колесико. Твое тело не может решить, на что реагировать, в результате дело затягивается.

Боли не было. А Шерлок хотел, чтобы было больно. Было бы легче, если бы было больно. Тогда можно было бы классифицировать эти ощущения, сохранить в одной из папок его мозга, понять их. Но вместо этого был жуткий, сводящий с ума зуд, будто что-то ползло по его члену. Как Джон и говорил, колесико воевало с вибратором, и когда оно кружило по головке, это было достаточно похоже на боль, чтобы у Шерлока перехватывало дыхание.

Колесико исчезло. Джон обхватил его член и провел затянутой в латекс рукой по стволу один-единственный раз. Этого хватило, чтобы Шерлок выгнулся как только мог и начал умолять лишь о еще одном прикосновении, потому что знал, что и его будет достаточно.

– Пожалуйста, – сказал он, но кляп исказил речь, и Шерлок не знал, понял ли его Джон. Колесико возвратилось, покалывая и оттаскивая его от края.

– Шестьдесят секунд, – сказал Джон, – если можешь, считай в уме.

Шерлок пытался, но, должно быть, он сбился со счета. Он дошел только до сорока семи, когда теплая рука Джона вновь обхватила его и прошлась от основания до головки крепким, теплым, идеальным прикосновением. Потом опять появилось колесико, и глаза и горло Шерлока горели от отчаяния.

– Шестьдесят секунд, – повторил Джон, – я пытаюсь помочь тебе с этим, Шерлок. Чтобы ты справился с этим тестом как следует, я вообще не должен тебя касаться.

По подсчетам Шерлока на этот раз прошло семьдесят шесть секунд, и рука Джона была блаженством. Или он неправильно считал, или Джон был нарочно неточен, чтобы сбить его с толку. Его ощущение времени начало подводить. Как долго Джон держал его в таком положении? Обычно он знал бы с точностью до минуты. Теперь же он мог только предполагать, учитывая тридцатиминутную* погрешность, а это было неприемле…—

– Шерлок, ты опять отвлекаешься.

Джон вновь коснулся его и провел рукой по его члену трижды; и Шерлок был так близок, что не чувствовал больше ничего, ни стол под собой, ни кожаных ремней вокруг щиколоток, ни собственных ногтей, впившихся в ладони.

– Пожалуйста, Джон, пожалуйста, прошу, не останавливайся… –– сейчас он себя совершенно не слышал. Слова превратились в всхлипывания, когда Джон совсем перестал касаться его и переключил вибратор на следующий уровень.

Шерлок кончил длинными струями себе на живот и грудь. Перед его глазами кружились цвета, каждая мышца напряглась. Когда всё завершилось, он обессиленно рухнул и лежал неподвижно, без единой мысли в голове.

– Замечательно, – сказал Джон, – теперь мы действительно можем начать.

Шерлок бы напрягся, если бы ему это позволило тело; но ничего особенного не произошло, разве что Джон разрезал его кляп. Холодные ножницы с закругленными концами прислонились к его горячей щеке, разрезая пропитанную слюной марлю. Джон снял перчатки, осторожно коснулся его лица, коснулся воспаленных участков у его рта.

– Повязку снять или оставить? – спросил Джон, – ненадолго.

Шерлок колебался. Джон убрал влажные волосы с его лба и ждал.

Оставить её было в чем-то лучше. Было бы легче представить, что это лишь сон, или искаженная наркотиком версия реальных событий.

Но Шерлок был не из тех, кто предпочитает ложное утешение, да и настоящее тоже. К тому же он хотел видеть лицо Джона.

– Снять, – сказал Шерлок шепотом. Громче он говорить не мог.

Повязка на глазах также была срезана. Джон прикрыл глаза Шерлока рукой, давая ему постепенно привыкнуть к свету. Открывшаяся его взору комната была очень знакомой. Он приходил сюда не только на осмотры, но и чтобы подождать, пока Джон закончит работу; чтобы вытащить его на очередное место преступления; чтобы ему наложили швы на особо глубокий порез (не связанный с делом, лишь несчастный случай во время разрезания бублика; Джон тогда так сильно смеялся, что и Шерлок рассмеялся тоже); чтобы получить прививку от столбняка — спасение от всеобъемлющей скуки.