Джон подошел ближе, обошел вокруг и снова оказался между его ног, а его рука не переставала прикасаться к коже Шерлока. Она остановилась, лишь обхватив внутреннюю часть бедра Шерлока. Его свободная рука, все еще в перчатке, уже опять скользкая, снова поглаживала растянутый анус, и Шерлок помимо своей воли напрягся.
Джон похлопал себя по бедру.
–Я бы посоветовал тебе расслабиться, но тебе это не нужно. Ты пока вполне расслаблен. Сказать тебе, что будет дальше?
– Следует думать, что-нибудь еще в моей заднице.
Он хотел и не хотел знать, что именно. За каждой мыслью и чувством, что у него возникали, теперь, казалось, следовало прямо противоположное. Он хотел, чтобы его отпустили. Но что бы его ни ждало, дальше должно было быть легче, если бы он крепче держал себя в руках. Но это абсурд – если он был бы свободен, дальше ничего не было бы, ничего другого, вставляемого в его задницу или вытаскиваемого из его члена, никаких больше рук Джона. Он обнаружил, что это трудно себе представить.
– Ты прав, – сказал Джон и провел чем-то по его анусу.
Он все еще был растянут настолько, что кончик вошел внутрь без всякого давления. Он был холодным, жестким, металлическим, как буж, и так сильно смазан, что Шерлок чувствовал, как смазка капает с предмета и течет по его коже.
–Этот немного шире, – сказал Джон. – Но я думаю, ты справишься.
На этот раз никаких «скажи мне, если будет больно», но Шерлоку в любом случае не нужно объяснять больше одного раза, и, кроме того, Джон не причинит ему боли. Или причинит ее намеренно, а Шерлок по-прежнему находил, что сдавливающие его зажимы прекрасно отвлекают.
Он чувствовал отличия от расширителя. Определенно, предмет был шире, но вместе с тем и массивнее, и почему-то опаснее. Джон был так же терпелив с этим, как и со всем остальным. Он добавил смазки, покрутил предмет, пошевелил им, и еще с четверть дюйма вошло без труда. Шерлок мог принять его в себя, но его разум был прочно нацелен на то, что должно было произойти дальше, и это сделало его дыхание поверхностным и заставило ладони судорожно сжаться.
–Джон… – он не знал, что собирается сказать. Он только хотел услышать от Джона хоть слово, абсолютно все, что угодно.
–Не больно? Это самое широкое место. Ты знаешь, я думаю, что могу сейчас засунуть в тебя весь свой кулак целиком.
Шерлок издал такой звук, который даже он сам не смог бы интерпретировать, высокий и слишком бесстыдный, если он вообще мог еще чего-то стыдиться. Даже мысль об этом была слишком большой и, в придачу, совершенно точно – невыносимой, но все же он не мог не задаться вопросом, как бы это было, если сравнивать с ощущениями от твердого куска безжизненного металла в нем.
–Нет, – сказал Джон. – Этого мы делать не будем.
–Ты не будешь делать это, – огрызнулся Шерлок. – Я, черт тебя дери, не делаю ничего, но все же лежу здесь.
–Совершенно верно.
Джон вытянул металлический плаг на дюйм, мышцы сжались вокруг него, а затем снова толкнул его вперед, остановив на самом широком месте, медленно поворачивая, вытаскивая снова, толкая, до тех пор пока Шерлок не начал судорожно втягивать в себя воздух и натягивать ремень на бедрах. Только тогда Джон протолкнул внутрь широкую часть, после чего плаг начал сужаться. Джон толкнул его дальше, так глубоко, что любое, даже самое незначительное движение Шерлока приводило к тому, что плаг потирал внутри него ту же самую точку, напротив которой с другой стороны был установлен буж.
Джон наблюдал за ним. Шерлок не мог видеть, но он чувствовал это, и все еще не мог заставить свое лицо ничего не выражать. Он задыхался, дыхание перехватывало в груди с каждым поворотом и толчком, которые производил Джон. Он дергал ремни на запястьях до тех пор, пока не услышал, как что-то скрипнуло, и задался вопросом, не его ли это кости.
Джон сделал последний, почти жестокий толчок, а затем шагнул назад. Шерлок отследил его по звуку шагов, по лязгу и глухому стуку передвигаемых и перебираемых вещей, но не смог угадать его цели.
Легкое движение, как будто Джон коснулся предмета внутри него. Еще более легкое движение, словно он обошел и прикоснулся к бужу. Шерлок почувствовал, что нечто повисло в воздухе.
–Это будет немного странно, – сказал Джон. – В первую очередь оно будет чувствоваться как боль. Трудно описать.
–Что? Что ты собираешься сделать?
–Я уверен, ты решишь эту задачу.
Была долгая пауза до того, как что-то начало происходить, достаточно времени, чтобы разум Шерлока вышел из-под его контроля, разворачивая перед ним фракталы все более и более невероятных ситуаций, заставляя страх выползти из желудка и поселиться в глотке.
Сначала это было слабой пульсацией. На мгновение он подумал, что это вибрирует плаг в его заднице, но это было не то. Это было дрожью и подергиванием его собственных внутренних мышц, едва ощутимым, но, несомненно, происходившим не в его воображении.
Металлический плаг. Металлический буж. Он чувствовал покалывание и зуд вдоль всего члена и гораздо глубже. Замкнутая цепь, проходящая прямо через ту самую проклятую точку внутри него, соединяющая плаг и буж, и… вот оно.
– Электричество, – сказал он. – Джон, это…
– Совершенно безопасно. Обещаю. Это может быть больно, но не обязательно. Я знаю, что я делаю. И сейчас я собираюсь увеличить мощность.
Один щелчок. Два щелчка. Это было так быстро, так же часто, как биение его мчащегося вскачь сердца, но каждый импульс по-прежнему выделялся. Три щелчка подняли все до ровного гудения, которое, как чувствовал Шерлок, должно было переноситься легче, но не переносилось. А затем, с четвертым, что-то изменилось. Он перешел какой-то порог скорости или интенсивности, перестал чувствовать все, что ощущалось как физические вибрации, и начал – то, что никогда не чувствовал раньше.
Пять щелчков были добела раскаленными и странными, и бежали вверх и вниз по его позвоночнику, и он издавал такие звуки, которые вовсе не были словами или как раз пытались быть ими. Шесть были словно огонь, и он попытался сказать Джону, что ему больно, но у него все еще не было слов, он не мог даже остановить беспрерывные подергивания, но, так или иначе, Джон это знал.
– Что ж, тогда так, – сказал он, возвращая прибор на одно деление назад.
Щелчок был самым громким звуком в комнате, в мире, и понимание, что Джон намеревается оставить его так, на этом уровне – безумие – наполнили его сознание. Это был пронзительный вой удовольствия; его словно пронзали насквозь пылающие лезвия. Его руки были выгнуты дугой, веки плотно сомкнуты, челюсти сжаты, каждая мышца в его теле напряжена до предела. Это было слишком много, непереносимо, и это не прекращалось.
Не прекратится. Он даже не был уверен, была ли у него полноценная эрекция, но даже если и была, он в любом случае не смог бы кончить из-за чертова бужа внутри него; а если предположить, что он мог бы это сделать – это все равно не имело бы ничего общего с обычным физическим удовольствием. Разрядка не принесет облегчения. Не существовало абсолютно никакой причины, которая могла бы помешать продлить это до бесконечности.
И казалось, что так могло быть. Все оставалось на том же уровне, но реакции Шерлока на это менялись. Он чувствовал себя до крайности измотанным, потерял чувство времени, перед глазами плясали цветные пятна, звенело в ушах, нервные окончания горели от непроизвольных судорог. В конце концов, это не будет продолжаться бесконечно. Рано или поздно, он, весьма вероятно, отключится.
Он осознал, что говорил, только когда почувствовал, как рука Джона накрыла его рот, заглушив звук. Ладонь Джона была шершавой и теплой, и Шерлок вдавил в нее слова, и зубы, и язык с несдержанностью, которой он никогда не позволял себе, никогда бы не позволил себе, если бы был выбор.