При желании можно было жить внутри телецентра, не выходя на улицу месяцами.
По лабиринтам двух домов раскиданы были помещения банков, парикмахерских, булочных, книжных и музыкальных магазинов; желающие могли посидеть в ресторане или в читальном зале библиотеки, поиграть в бильярд, в теннис, купить любой предмет одежды, от трусов до пальто, отремонтировать прохудившиеся ботинки или сломанный зонтик, сфотографироваться на документы, заказать себе новые ключи от квартиры, в которой, как известно, хранятся деньги, и даже принять душ. Во многих комнатах здесь встречались электрочайники, кофеварки, тостеры, ростеры, микроволновки, а у отдельных счастливчиков даже холодильники. Все, кто работал, как я, сутки через трое, хранили в сейфах, тумбочках и шкафах одеяла, подушки, спортивные костюмы и много других полезных вещей, таких, как нарды, карты, шахматы, зубные щетки, косметички, книги и журналы, щипцы для завивки волос, кипятильники, чашки, ложки, тарелки и рюмки. Это список можно продолжать бесконечно.
За каких-нибудь тридцать лет со дня рождения телецентр оброс своими легендами и анекдотами, был тут и свой особый фольклор и свой особый язык, который не понимали люди «с улицы».
В первый же день мне рассказали историю о пьяном операторе, который во время прямого эфира вошел в студию и тут же, перед включенной камерой предложил ведущему выпить. И некуда было ведущему деваться, пришлось принять предложение — оператор был настолько пьян, что не потерпел бы отказа. А затем поведали о том, как у семнадцатого подъезда Хулио Иглесиас сплясал перед обалдевшим охранником «русскую». Иглесиас на интервью приехал, а наши его для храбрости коньяком напоили, разумеется — без закуски.
Почти все телецентровские истории были так или иначе связаны с горячительными напитками, но чтобы оценить всю соль этих баек и анекдотов, мне пришлось в течение нескольких месяцев старательно изучать местное наречие — без этого было бы невозможно ни работать, ни общаться.
Сначала я вообще не понимала, о чем говорят вокруг — совсем обыкновенные слова, которые употреблялись сотрудниками в разговоре, явно таили в себе некий сакральный смысл, а некоторые фразы, в обычной жизни имеющие смысл неприятный и даже угрожающий, были, наоборот, вполне безобидными.
Я попала сразу на эфиры «Новостей», и несколько смен меня мучило значение выражения «дать в ухо ведущему». Потом меня отправили «посчитать» в микрофон, и я разглядела на спинке стула ведущего миниатюрный наушник. Наушник болтался на прозрачной пластиковой спиральке, похожей на телефонный провод, и был невообразимо грязен (попросту забит серой). Оказалось, что пугающая меня фраза «дать в ухо» обозначала не более чем просьбу о подаче в наушник ведущему нужного звука. В тот же день, когда меня на десять минут оставили в студии одну, к нам по связи обратились из центральной аппаратной со странной просьбой выдать на выход студии матрас. Я пережила несколько мучительных мгновений, объясняя центральной аппаратной, что я — новенькая, еще месяца не работаю и не знаю, что они подразумевают под матрасом. «Матрас — это барс», — сказали из центральной.
Я плюнула на эти бесплодные переговоры и решила не отзываться до возвращения кого-нибудь из своих. Потом пришла моя спасительница и благодетельница Пална, старшая по аппаратной, и со смехом объяснила, что матрас — всего лишь генератор цветопередачи (вертикальный спектр). Она даже показала мне, почему этот матрас барсом зовут: на режиссерском пульте кнопка генератора называлась color bars[3].
История с матрасом сделалась предметом для всеобщей потехи на несколько лет, ее рассказывали новичкам в назидание. Мне это происшествие тоже на пользу пошло. Я потом для института курсовую работу сделала — с примерами инженерного жаргона. Вообще-то контрольная была по диалектологии, но мне удалось убедить свою преподавательницу по современному русскому языку в том, что телевизионный жаргон давно уже стал диалектом. Она сначала спорила со мной: дескать, в любой конторе свои особенные выражения и словечки есть; но потом согласилась — с учетом количества сотрудников в телецентре.
А сотрудников и правда было море разливанное. И моя первоначальная догадка о возможных скоростях передвижения по телецентру полностью подтвердилась — здесь все и всегда торопились. Передвигались хаотически, до отказа забивали все пять лифтов центрального холла, на бегу ели, на бегу пили, на бегу назначали деловые встречи и свидания, на бегу вычитывали сценарии и тексты к сюжетам — жили и работали на бегу.