«Там высоко», задумчиво сказал он, смотря в небо, где несколько звезд едва светились в лунном потоке. «Там высоко — неизвестно, где именно — но где-то очень высоко, есть христианский Рай. Там высоко есть их добрый Бог — по воле которого дочь Миры находится здесь — их добрый Бог, воспринятый ими от дикого и кровожадного народа, который его выдумал. Под нами — опять где-то — находится их ад с их дьяволом, придуманным ими самими. Из этого следует наш выбор между раем и адом. Это не так — не так. Великая загадка не разгадана — человеческий дух остается беспомощным на этом пути. Этот мир, или его состояния, был сотворен вовсе не добрым и сострадательным Богом. Из чего бы ни исходили тайные для нас причины мироздания, бесспорно доказано то, что столь ценные для нас сострадание, доброта и справедливость исключены из плана высшей организации. Но утверждают, что вера в эти ценности питает все земные религии. Так ли это? Или же влияет трусливый человеческий страх перед неведомым, из-за которого дикарка бросает крокодилу своего ребенка, из-за которого цивилизованный человек вынужден содержать церкви. Вот из-за чего, из века в век, благоденствуют толпы прорицателей, знахарей, священников и церковников — всех, живущих за счет упований и страхов, ими же и возбужденных.
«И миллионы молятся, утверждая, что получают на это ответ. Получают ли? Разве когда-либо мольба, устремленная озабоченным человечеством к небесам, вызвала отклик, или даже была услышана? Сомнительно. Люди вымаливают себе дождь и солнечный свет, которые появляются вовремя. Люди вымаливают себе здоровье и успех, но то и другое естественные спутники жизни. Это не доказательство. Но они свидетельствуют исполнение своего духа знанием того, что они услышаны и тотчас же умиротворены. Чем не психологический эксперимент? Не будут ли они так же умиротворены, если повторят таблицу умножения или перечислят все румбы компаса?»
«Миллионы верили, что их мольбам дается ответ — а у этих миллионов были разные боги. Правы все они, или все они не правы? Дается ли ответ на пробные молитвы? При всей ненадежности и обманчивости «библий», «коранов» и «вед», может ли не существовать то невидимое и неведомое, что читает мое сердце и сейчас наблюдает меня? Если это так, то это же Существо под свою ответственность допустило мои сомнения в Нем. А что, если Он, существуя, не считает порочным то, что я делаю невольно, и примет молитву от меня, как только от жертвы неизбежных ошибок? Может ли неверующий, со всей его рассудительностью, оказаться таким злополучным, что из своей беспомощности он обратится за помощью к воображаемой силе? Может ли такое время настать для разумного человека — для меня?» Он взглянул на темную линию чистого горизонта за семь миль от него. Нью-Йорк был за девятьсот миль, луна на востоке за более чем двести тысяч, и за миллионы миль звезды над ним. Он был один, не считая спящего ребенка, мертвого медведя, и Неведомое. Он осторожно подошел к шлюпке и мгновение смотрел на малютку; затем, с поднятой головой, он прошептал: «За тебя, Мира».
Упавший на колени атеист обратил лицо к небесам, и слабым голосом с усердием, подобающим беспомощному, молился отрицаемому им Богу. Его мольба была о сохранении жизни создания, о котором он заботился, о спасении столь нужной малютке матери, о даровании силы ему ради содействия их встрече. Но сверх призыва о помощи другим его молитва ничем не обнаруживала его собственные нужды. Столько в нем оставалось гордости. Когда он встал, из-за льда справа от береговой полосы появился бом-кливер барка, и еще через мгновение явилась освещенная луной ткань, развевающаяся на западном ветру, не далее чем в полумиле.
Забыв о боли, он бросился к огню и схватил дровяной факел. С неистовым возбуждением он звал: «На барке! На барке! Возьмите нас!» И через море донесся басистый ответ.
«Проснись, Мира», крикнул он, подняв ребенка; «проснись. Мы уходим».
«Мы идем к маме?», без капли слез спросила она.
«Да, теперь мы идем к маме — то есть», добавил он при себя, «если та оговорка в молитве была принята».
Спустя пятнадцать минут, наблюдая приближение белой спасательной шлюпки, он пробормотал: «Барк был там — в полумиле по этому ветру — прежде чем я подумал о молитве. На эту ли молитву дан ответ? Спасена ли она?»
Глава 10
На первом этаже Лондонской Биржи есть большие апартаменты, покрытые столами, вокруг и между которых течет торопящаяся, кричащая толпа брокеров, клерков и посыльных. Обрамлением этих апартаментов служат двери и вестибюли, ведущие в соседние кабинеты, где расставлены доски бюллетеней для ежедневных сообщений со всего мира о морских происшествиях. В одном конце находится возвышенный помост, освященный присутствием важной персоны. На специальном языке Сити эти апартаменты известны как «Комната», а персона как «Позывной», который своим сильным монотонным голосом называет имена членов, ожидающих в дверях, и голые подробности новостей, должных быть вписанными мелом в бюллетени.
Это штаб-квартира Ллойд — огромной ассоциации страховщиков, брокеров, и транспортных конторщиков, которые с конца семнадцатого века обслуживали клиентов в кофейне Эдварда Ллойда, чтобы, оставив это имя для названия, развиться в корпорацию столь хорошо оснащенную, столь прекрасно организованную, что короли и государственные министры обращаются к ней временами за новостями из-за границы.
Под английским флагом ходят в море лишь те капитаны и помощники, чьи записи (даже о драках в кубрике) сведены у Ллойда в таблицы для ознакомления потенциальных клиентов. В рабочее время страховщиков на необитаемые берега этого мира выбрасываются лишь те корабли, о которых Ллойд в течение тридцати минут извещает сильным монотонным криком.
Одна из примыкающих комнат называется «Картографической». Здесь, в совершенном порядке и последовательности, каждая на своем валике, находятся новейшие карты всех стран, наряду с библиотекой навигационной литературы с описаниями мельчайших подробностей заливов, огней, скал, мелководья, и навигационных курсов у любой береговой линии, изображенной на карте; следы последних штормов; перемены океанских течений, местонахождения судов, покинутых экипажем, и айсбергов. У одного из членов Ллойда имеются предположительные сведения о морях, с которыми редко расходятся наблюдения мореплавателей.
Другие апартаменты — «Капитанская комната» — выделены для веселья и кутежа, тогда как еще одна — «отдел Исследований» — является полной противоположностью первой, поскольку там люди озабочены розысками и получением последних новостей о том или ином опаздывающем судне.
В день, когда скучившаяся масса страховщиков и брокеров ринулась на зычно и страшно провозглашенное известие о том, что погиб гигантский «Титан», а газеты Европы и Америки через дополнительные тиражи распространяли скудные подробности о прибытии в Нью-Йорк одной шлюпки с пассажирами, в этом учреждении собрались плачущие женщины и озабоченные мужчины, которые спрашивали, и оставались для ожидания свежих новостей. Как только пришла последняя телеграмма с рассказом о кораблекрушении и именами капитана, первого помощника, боцмана, семерых матросов, и одной спасенной пассажирки, раздался голос худощавого пожилого мужчины. Восклицание было настолько пронзительным, что его слова заглушили хор женских рыданий: