Филиппов открыл дверь и вежливо сказал:
— Прошу.
Мы шагнули в прихожую. Вспыхнул свет. Ойкнула Клавдия. Прямо у порога стояла изящная плетеная корзина, полная живых цветов. Филиппов поднял ее и преподнес нам. Клавдия сунула мне сверток и взяла цветы, воткнулась в них лицом.
— Как пахнут, Алексей Петрович!
— Это гиацинты. Раздевайтесь, девчата. Смелее. Давайте я за вами поухаживаю.
Клавдия подставляет Филиппову спину. Я сбрасываю шубку сама.
— Алексей Петрович, — говорит Клавдия, — чуть не забыла. Это вам. От меня... и Риты.
Клавдия берет со столика сверток, который я положила, раздеваясь.
— Спасибо, спасибо. Только зачем вы... Подарки — это предрассудки. Ваш приход ко мне — вот это подарок! Ну, а теперь за стол.
Филиппов как-то виновато поглядывает на меня, я чувствую его неловкость.
За столом Филиппов развертывает сверток, принесенный Клавдией, и... К серебряному горлышку шампанского синей шелковой ленточкой привязан самолетик дяди Кости.
— Какая прелесть! — рокочет бас Филиппова. Я опускаю голову, закусываю губу. — Где это вы изыскали такое, девушки?
— Это неважно, — игриво отвечает Клавдия.
А у меня перед глазами дядя Костя. В стоптанных огромных валенках, со старческой слезинкой в уголках мутных голубеньких глаз.
Хлопает пробка. Филиппов встает.
— Обычно первый тост поднимают за виновника торжества. Есть предложение отойти от устаревших традиций. К тому же мои сегодняшние сорок пять прожитых, ей-богу, не такая уж и радость. Я предлагаю тост за вас, за девчат, живущих на голубых перекрестках планеты.
Клавдия смотрит на Филиппова завороженно. В ее руке подрагивает высокий хрустальный бокал.
— Нет, нет, Алексей Петрович, — перебивает она Филиппова. — Выпьем за вас!
Филиппов улыбается и пьет. Наступает молчание.
— Милиционер родился. Так, кажется, говорят в подобные минуты, — шутит Филиппов. — Угощайтесь, девушки, смелее. Что вам, Рита, больше по вкусу?
— Я сама... спасибо.
Филиппов подливает шампанское. Теперь встает Клавдия. Она волнуется. На щеках яркие пятна румянца.
— Алексей Петрович, мне бы хотелось выпить за... за нашу с вами дружбу. Откровенно говоря, у нас в отряде еще не было таких командиров.
— Ну, это вы зря, Клавдия Александровна...
И снова наступает молчание.
— Может быть, включим музыку? — предлагает Филиппов.
Он подходит к радиоле, ставит пластинку.
— Это самая моя любимая песня.
— Что-то у нас Рита сегодня невеселая? — обращается ко мне Филиппов. — Сердитесь на меня? Стоит ли...
Я поднимаю глаза и смотрю на Филиппова в упор. Он не выдерживает взгляда.
— Может быть, теперь коньяку, а? Мне приятели из Москвы прислали. «Двин». Прекрасная вещь. Где ваша рюмочка, Клавдия Александровна?
— Как же вы один живете, Алексей Петрович? — ласково воркует Клавдия. — Наверное, даже полы помыть некому...
— Ничего. Я человек ко всему привыкший.
Клавдия смеется. Потом вдруг предлагает:
— Давайте потанцуем, Алексей Петрович. Я сейчас сама пластинку выберу.
Мы остаемся за столом одни. Филиппов ловит вилкой ускользающий гриб.
— Когда вы, Рита, летите? И куда?
— В Москву. Послезавтра, — в тон ему отвечаю я.
— Это хорошо.
— Я жду вас, Алексей Петрович, — кокетливо говорит Клавдия.
— Извините, Рита.
Они танцуют. Филиппов выше Клавдии, и она все время привстает на носки, отчего сильные икры на ее ногах напряжены. Голову Клавдия положила Филиппову на плечо и плывет в танце с полузакрытыми глазами. Когда пластинка кончается, Клавдия подпархивает к столу и наполняет рюмки, проливая коньяк на скатерть.
— Где пьют, там и льют, — выручает ее Филиппов.
— Алексей Петрович, — говорит Клава, — а можно, я вас просто буду называть Алексеем? Хотя бы сегодня?
— Отчего же, Клавдия Александровна, — прищурясь, говорит Филиппов. — Вы предлагаете брудершафт? Давайте попробуем.
Филиппов сам перехватывает Клавину руку своей и выпивает. Клавка, сияя глазами, опрокидывает по-мужски о рот рюмку и закашливается. Филиппов легонько стучит ее ладонью по спине.
— Прошло, Клава?
— Прошло, Алексей... Петрович, — говорит Клавдия, и они оба весело смеются. Мне приходится тоже изобразить на своем лице улыбку.
Филиппов ставит новую пластинку. Снова танго.
— Разрешите, Рита.
Сначала мы танцуем молча, потом Филиппов тихо, одними губами говорит: