Митя вёл обособленный образ жизни. С братьями он общался мало и только во время занятий. В доме Юшковых уже несколько лет жила взятая на воспитание больная девушка, Любовь Сергеевна. Это было жалкое существо. Дмитрий приходил к ней в комнату, разговаривал, читал ей, но никогда и намёком не показывал, что делает доброе дело. Старшие братья подтрунивали над ним, а Лёва восхищался Митей, хорошо понимая, что сам заниматься с такой девочкой он не смог бы, так как от неё постоянно дурно пахло и она была неимоверной плаксой.
Первую весну дети встречали в Казани. В конце апреля Казимир ворвался в комнату мальчиков и объявил:
– город плывёт!
– Тонем? – высунувшись из-под одеяла, поинтересовался Сергей.
– Здесь у нас сухо, но полгорода охвачено половодьем.
– Не рассказывай нам сказки, мы тебе совсем не верим!
– Жаль, что на улице сейчас ветер рвёт и мечет, а главное – ледяной снег сечёт в лицо, а то бы вы сами в этом убедились!
Ближе к вечеру пурга отступила. Все сразу высыпали на улицу и, дойдя до Кремля, поняли, что Казимир был прав.
– А весь город не затопит? – поинтересовался у Казимира Митя.
– Нет, такое половодье каждый год происходит, но вода только до определённых мест доходит и останавливается, – с уверенностью произнёс мальчик.
С высоты крепостных стен перед ними открылась великолепная картина. Обширная равнина вод, окаймлённая Улонскими горами с юга, которые тонули в тумане. К западу лежали Адмиралтейская и Ягодная слободы, где на горе красовался Зилонов монастырь. Несколько правее находились сушильни порохового завода.
– А что это торчит в воде, похожее на монумент, между крепостью и слободами? – спросил Николенька у Казимира.
– Это памятник в честь убиенных русских воинов при взятии Казани, а за ним находятся сёла Щербачёвка и Савиново. У меня в Щербачёвке дед обретается.
– И он не боится утонуть? – спросил Митя.
– Они привычные: живность и сами – на крышу, пока вода не схлынет.
– А весь дом не уйдёт под воду? – продолжал допытываться Митя.
– В позапрошлом годе вода чуть-чуть не подобралась к крыше, но это только раз было. А так дом только наполовину стоит в воде. До мая просидят на крыше, а там и вода уйдёт. Только потом стены просыхают плохо, даже в жарынь в нём прохладно. Подождите, чуть потеплеет, я вас покатаю на лодке. Дюже интересно пройти по воде, – проговорил Казимир.
– Стихия – это страшная вещь, – думая о чём-то своём, тихо проговорил Митя.
Старшие братья не обратили внимания на его реплику, а Лёва, возвратившись в дом, подошёл к Мите и спросил, что он думает по поводу стихии.
– А то, что человек бессилен против стихии. Некоторым кажется, что мы всесильны, а оказывается, что всесилен Бог, и здесь уже ничего не сделаешь!
Митя не стал развивать эту тему, но Лёва понял, что для него это не праздный, сиюминутный вопрос, а серьёзная задача для дальнейшего размышления. Отныне Лёва совсем другими глазами смотрел на брата Митю, который был старше его на год. И между ними не делали различия, кто старше и младше. Если Сергей всё время подчёркивал, что он старший, и даже требовал к себе уважения, то Митя вёл себя спокойно и никогда не претендовал на старшинство. Но здесь Лёва осознал, что он много и серьёзно размышляет о жизни. Перед ним он – сущий ребёнок. Именно Митя выступил в защиту сестры Маши, поняв лицемерие тётушки Полины. Именно Митя уверенно заявил, что ему не нужен крепостной мальчик и он сам в состоянии себя обслужить. И в классах, когда Мите что-то непонятно, он не стесняется переспросить учителя. Честность и прямота Дмитрия покоряли Лёву. Сам он, как ему казалось, этих качеств в себе ещё не выработал.
На лето дети уехали из Казани в имение Паново, которое находилось в двадцати девяти вёрстах от города, на левом берегу Волги. Перед господским домом находился большой пруд с островом, на котором когда-то жил медведь. Как-то в усадьбе собралось много гостей. Все веселились и отдыхали. Взрослые братья были заняты с пришедшими девицами, а Лёве казалось, что на него никто не обращает внимания. Тогда, чтобы удивить пришедших, он в костюме бросился в пруд, решив переплыть на другой берег. Силы стали покидать его, и он стал тонуть. Женщины, убиравшие сено, подбежали к пруду и протянули грабли, с помощью которых Лев сумел выбраться на берег.
В начале сентября Толстые возвратились в город и не узнали Казань. В конце августа на город налетел ураган и в одной из гостиниц на Проломной улице вспыхнул огонь. Из-за сильного ветра пламя перекинулось на другие дома. Порывистый вихрь закрутил пламя, стали разбрасываться искры, и летали целые головни. Огненное море разлилось, запылали улицы: Воскресенская, Покровская, Грузинская и другие. Звон колоколов, стук и треск от разрушений слились с криками и воплями людей. Ужаснее, чем днём, было во мраке ночи. Пламя перебросилось за Булак и распространилось далее. Вспыхнули гостиный двор и всё окружающее его пространство. Пламя распространилось до Арского поля. О мощи урагана и резвости огня свидетельствовали пепелища окрестных деревень. Они горели даже за девять вёрст от города, и разносимые бурей горевшие стога сена способствовали усилению всеобщего пожара. Сгорел гостиный двор со всеми его отделениями. Пожар уничтожил казённые и общественные здания, в том числе театр и мост через Булак. город представлял собой сплошные развалины.