На столе карта Донской области, исчерченная чернильным карандашом. Начдив, опустившись на стул, положил на нее кулаки. В худом бледно-зеленом лице, в строгих глазах ни намека на недавнюю усмешку.
— Дела у нас куда не праздничные, как думают иные там, в Царицыне. Новочеркасск, вот он! Четверть моя — по карте. А когда будем звонить на кафедральном соборе в честь победы?
— Полагаете, наше наступление захлебнется на Салу?
— Побойтесь бога, комиссар. Задержка будет временная. Распутица, сами видите… Четыре-пять дней еще плестись пехоте, а обозам и того более. Так что с неделю потопчемся. Но это и усложнит наше продвижение. Разольется Сал… Река вздорная. А еще — Маныч. Под стать Салу. Даже хлеще. Родился тут, знаю. Разливы на целые версты. Но за Манычем — Деникин! Антанта откормила его, отпоила. Кубань и Ставропольщину он пригреб все-таки. Тревожные у нас сведения… Несколько конных корпусов! Кубанцы и кавказцы.
— А не белая пропаганда? — спросил озадаченно Кузнецов. — Слыхал еще в Ремонтной…
— У станицы Потемкинской под наш удар попали кубанцы. Пленных и донесения отправил в Царицын. Не сказки. Сила грозная. Бои ждут нас жестокие. По моему мнению, Южный фронт сейчас стал главным фронтом Республики. Всё сюда надо бросить. Не знаю Девятую и Восьмую. Наша, Десятая, полнокровная армия. Но для наступления, боюсь, не хватит резервов. И совсем мало, кавалерии. Одни мы. Войсковая конница при дивизиях не в счет. Малые части — полки, эскадроны. Они не выполняют самостоятельных тактических задач, охраняют пехоту. А кавалерия ой как нужна! По неполным сведениям, какими мы располагаем, соотношение в коннице… один к десяти примерно. Не в нашу пользу.
— Борис Макеевич, побойтесь и вы бога…
— Загинайте пальцы. Корпус Покровского, трехдивизионного состава. Раз. Корпуса Топоркова, Улагая, Шку-ро, Шатилова… Не думаю, чтобы сотни опрошенных кубанцев «пропагандировали» в один голос. Не берем донцов. Эти вот, за Салом. Вижу, омрачил ваш приезд…
У крыльца — конское ржание, топот. Кто там с таким шумом? Борис, откинувшись, поглядел в окно. Не видать.
— Конники мои славные, комиссар, — подбадривающе кивал он. — Дивизия стоит любого деникинского корпуса. Не числом — хваткой. Будем управляться с врагом порознь. Пехота подсобит, подопрет. Кстати, зародилась у нас тут мысль… Добить Краснова. В двуречье, меж Салом и Манычем. Захватим переправу на Салу, в Большой Мартыновке. До разлива… Ждем разведчиков.
— Без поддержки пехоты? — спросил военком, понявший план начдива.
— А что? Сделаем рейд на Великокняжескую. Там штаб Мамантова. Он возглавил все донские части.
Вошел Буденный. Прикладывая руку к папахе, косился на чужака — в нем чуял причину спешного вызова. Думенко познакомил их.
— Семен Михайлович, вызвал тебя по какому делу… Пакет из штарма. Сводка нужна. В ночь я отбываю в Ремонтную. Свяжусь с Егоровым. Будешь за меня. Вдвоем вот, с военкомом. К утру, к выступлению, я поспею. Покажешь комиссару наше хозяйство. А теперь — в столовую, пора обедать.
Прошли в соседний флигель. В просторной светлой горнице было уже человек десять — двенадцать. Удивил Кузнецова стол, накрытый белой скатертью с узорами, сервировкой со вкусом и разнообразием блюд.
Представив военкома, Думенко пригласил к столу штабных и командиров, вставших при их появлении. К концу обеда Кузнецов уже знал, как из групп иногородних и бедных казаков создавалась конная дивизия. Чувствовалось, начдив влюблен в свою конницу; сам давал характеристику боевого состава, по памяти перечислял комэсков и взводных. Полками командовали Ока Городовиков, калмык, Кондрат Гончаров, Федор Литунов; четвертый временно возглавлял серб Дундич, Ваня, как назвал его с улыбкой начдив. Кроме того, был отдельный дивизион; командовал им казак Николай Алаухов. Тут же за столом сидели комбриги Григорий Маслак, Константин Булаткин и Семен Тимошенко.
— С лихим народом предстоит быть. Легкой жизни не сулю, — сказал Думенко.
— Работать нам вместе, Борис Макеевич…
— Как оно у военкома с конем, а?
Спросил пожилой. Седой, с рябым мясистым лицом. Догадался: комбриг Маслак. Наслушался о его делах еще в дороге: рубака, сквернослов и отчаянной храбрости человек. Любого молодого в бою за пояс заткнет.
— А что, комиссар, — подхватил Думенко, — хорошо держишься в седле?
— Нет, — признался Кузнецов. — В старой армии служил в тяжелой артиллерии канониром. Доводилось, конечно, ездить верхом…
— Ну, посмотрим… Есть у нас Ангара…
Веселой гурьбой конники вывалились вслед за начдивом на плац. Два ординарца вывели под уздцы кобылицу золотистой масти, с пятном на лбу, в чулках. Она рвалась, приплясывала, зло косясь на собравшихся.