Идет машина к своей гибели! Ничего не знает солдат за рулем. Плачет. Немцы казнили Машу. Нет больше Маши на свете… Что сказал ей, когда уходил на фронт? «Береги сына», — сказал. А о ней забыл. Всякий солдат наказывает беречь сына. Что же про жен никто не скажет? Эх, жены солдатские! Все снесут, все стерпят, все в сердце спрячут. Разве не знает она, что надо беречь сына! Разве не отдаст ему последние крохи! Разве не прикроет своим телом! Береги сына!..
Теперь поздно. Теперь ничего ей не скажешь. Не услышит. Может, похоронили люди, а может, коршуны растерзали тело, раздавила вражья подкова…
Береги сына… Сберегла. Где, по каким дорогам, по каким углам скитается малыш? Где искать его? А может, у немцев? Нет. «Сына люди взяли», — сказано в письме. Про фашистов так не скажут. А люди сберегут. Кончится война, найдет сына солдат.
Стелется морозный туман. Свистит ветер, метет поземка. Ближе, ближе, ближе… Накатили передние колеса на тонкую ледяную корку, провалились. Обожгло тело… Только волна хлестнула по краям воронки да вынырнули обломки льда.
Кто же теперь будет искать твоего сына, солдат?
… Нелегко он дался Ивану. Мечтал Иван о сыне. Машу не успели отвезти в родильный дом. Начались схватки, а через час она родила. Когда пришел с работы и, переступив порог, увидел бледное лицо Маши и комочек в одеяльце под ее рукой, и она прошептала: «Сын!» — счастье разлилось по его телу, и он опустился на лавку там, где стоял.
— Да ты подойди, Иван! — сказала Маша.
Он поднялся и молча вышел. Снял рубашку и долго отмывал свои шоферские руки, лицо и грудь. Потом переоделся во все чистое, трепетно поднял крохотное тельце и долго смотрел на сына.
— Весь в деда, — сказал наконец.
Может, и не был похож ребенок на Александрыча, может, еще и не определить, на кого он похож, но Иван поверил: весь в деда.
И дал ему гордое имя Эйно. Почему Эйно?
Иван объяснял всем. В воинской части, прилегающей к лесу, в котором он родился и вырос, был комиссар — носил он три ромба, — и не было героя больше, чем этот комиссар. Давно, когда тайно везли Ленина на паровозе в Финляндию, этот комиссар сидел в первом вагоне с двумя револьверами и гранатами. Случись что, он поднял бы такое, что все силы на себя оттянул бы. Он охранял Ленина, когда ехали обратно. Ленина охранял в Питере. Партия ему доверила это. И Ленин верил ему. И вот этот человек стал комиссаром и пожимал руку Ивана той самой рукой, которую жал Ленин. И имя этого человека Эйно. Эйно Рахья. В честь его и назвал сына Иван.
… Вскоре после родов Маша тяжело заболела. Иван пеленал сына, сам ходил за молоком, сам кормил его. Ночами не спал, укачивая Эйно, когда он плакал. И потом, спустя много времени, когда выздоровела Маша и сама стала ходить за сыном, все равно спрашивала Ивана, отчего вот тут пятнышко и можно ли кормить вот этой кашей. Иван сурово смотрел на пятнышко и говорил, что это просто отлежал парень, и, мешая ложкой, смотрел на кашу и говорил, что такой кашей кормить можно.
И в благодарность Ивану первое слово, которое сказал сын, было «папа».
… Машина Ивана шла первой. Далеко за ней двигалась вторая, третья, четвертая… Вся колонна. Шли с большими интервалами, только бы не упустить из виду товарища. С кабин были сняты дверцы. Таков приказ. Если провалится машина в воронку от бомбы или в трещину, водителю легче будет выскочить. И не уследил шофер второй машины, куда делась головная. Как в воду канула. А может, и впрямь в воду? Остановился, побежал и замер. Увидел карабкающегося по льдине Ивана.
Под счастливой звездой родился Иван… Обгоняла колонну легковая машина. Закутали его в огромные полушубки, и рванула легковушка в сторону от трассы, в ледяной домик, в санчасть. Растирали спиртом и мазями, поднесли кружку:
— Так пьете или разводите?
— Внутри само разведется.
И еще дважды тонул в Ладоге Иван Александров и не утонул. И замерзал Иван в пургу в восьми километрах от трассы, сбившись с пути, и не замерз: нашли самолеты. И косили Ивана пулеметами, били в него бомбами, да не достали. И стиснули его немцы в окружении, да разорвал кольцо гранатами. Так должна же где-то смерть настигнуть Ивана?!
Когда прошел последний рейс по тающей Ладоге и провел свою машину до подножек в воде на место, как лучшего водителя взяли его в танковые войска. Подучили немного, и повел Иван свой танк в бой.
Бой был страшный. Всю ночь шел бой. Отбивались от врага. Шесть машин осталось на поле. А танк Ивана разворотило: взорвался боезапас. Утром унесли труп командира машины лейтенанта Юдина.
— Еще живой, — показал санитар на тело Ивана.