— Для блага румынской литературы займитесь рукописями Аргези, — сказал издателю доктор Багдасар, — пока у него не отнялась речь…
Сорок пятый врач, доктор Григориу-Арджеш, обнаружил, что у Аргези был простой поясной радикулит, который в самом начале болезни по совету неопытного врача стали лечить ледяными компрессами и рентгенотерапией. Никто до сих пор не знает, каким лекарством вылечил «доктор-чудодей» приговоренного врачами к смерти поэта. Но после первого же укола Аргези пошел на поправку. Секрет лекарства Григориу-Арджеш унес с собой в могилу — через несколько лет он умер, так и не добившись от министерства здравоохранения Румынии утверждения своего изобретения. Аргези горько сожалел о том, что умер его странный спаситель и погибло вместе с ним и его чудодейственное лекарство. О периоде своей болезни и о том, как его «лечил» целый «собор» из сорока четырех докторов, он рассказал в пьесе «Шприц», написанной позднее, в лагере для политических заключенных Тыргу-Жиу.
За долгие месяцы страданий Аргези очень ослаб, и требовалось длительное, спокойное лечение. Параскива лечила его разговором. Митзура и Баруцу всегда удивлялись: о чем разговаривают отец с матерью все время? Иногда отец записывал на маленьких картонках то, что рассказывала ему Параскива, потом заносил в особые тетради. Она очень много знала, и он воспринимал ее рассказы о детстве, о родителях и односельчанах, о ее клиентках того времени, когда она зарабатывала на жизнь шитьем, как только ему одному доверенные драгоценности. Думал обработать все и когда-нибудь издать «Рассказы Параскивы»…
Во время болезни семья ограждала Аргези от чтения, газеты читали ему дети, и то когда это разрешала мать.
Осенним днем тревожного 1940 года Аргези сидел у окошка и смотрел в сад. Было очень тихо, и только время от времени срывались с веток багровые листья вишен и плавно опускались на землю. Аргези прислушивался к их таинственному шепоту: природа готовилась к приближающейся зиме. Баруцу взял у почтальона газеты, посмотрел и посоветовался с матерью: показать это отцу или не показать? Параскива внимательно прочитала, подумала и сказала:
— Это я сама ему покажу…
Да, это покажет она сама. Она не имеет права умолчать. Это страшно. Все газеты публиковали на первых страницах следующее правительственное сообщение:
«Вечером 27 ноября 1940 года неизвестные ворвались в дом профессора Николае Йорги в Синае и увезли его в неизвестном направлении. Срочные меры, предпринятые властями в течение ночи для розыска и освобождения бывшего премьер-министра, не дали результатов. 28 ноября жандармское управление Прахова обнаружило безжизненное тело профессора Николае Йорги в коммуне Стрежник (уезд Прахова) — он был убит шестью выстрелами из револьвера. Правительство разыскивает виновных для применения к ним строгих мер в соответствии с действующим законодательством».
Николае Йорга являлся противником Тудора Аргези всю жизнь. Его идейным противником. Тудор Аргези защищал себя и свою литературу от нападок всесильного профессора, академика и премьер-министра. Иногда нападки Йорги сопровождались прямыми попытками лишить писателя средств к существованию. Когда вышла книга избранных стихотворений Аргези в 1936 году, Йорга обратился с протестом к самому королю, угрожая, что если издательство будет продолжать печатать Аргези и впредь, то он, Йорга, вернет королю все награды, которых он был удостоен. Об этом заявлении Йорги писал директор издательства Александру Росетти. Аргези видел в Йорге своего противника, но не своего врага. Он в преддверии наступления фашизма обратился к Йорге с призывом: «Иди с нами, Николае Йорга!» Но Йорга остался глух к этому призыву.
«О безумная, бессмысленная алчность человечья! Человек себе подобных всюду жжет, казнит, калечит, — он хватает, загребает, он и хапает и душит, и дворцы сооружает для своей бесстыдной туши. Власть захватывает нагло он при помощи сокровищ. Прах его хранят хоромы, но они — его могилы. Кровь из жил рукой жестокой жмет, а золото — из крови, гасит радость озарений и высасывает силы. Жизнь прекрасную вгоняя в безобразные оковы, судьбы и надежды многих складывает он в подвалы и, бессмысленной, мертвящей алчностью своей влекомый. все живое погребает в золоте своем кровавом. То, чему бы жить под солнцем, чему Радость было имя, ты, как губка, жрешь: безумью твоему конца не видно! Все задавлено тобою и останками твоими. Слушай, человек! Мне стыдно за тебя. Мне очепь стыдно».
В газете «Румынский род» Николае Йорга публикует очередное выступление против Аргези, где уже совершенно открыто обвиняет писателя в том, что он не в достаточной мере проявляет национальные чувства, как их понимал сам Йорга. Новый поход Йорги против Аргези длился полтора года и назывался «кампанией за моральное оздоровление румынской литературы». Как было уже замечено, Аргези предъявлялось обвинение: его творчество антинационально. Тудор Аргези гневно отвечает:
«Господин Йорга обвиняет меня в отсутствии сердца, то ость в том. что у меня нет национальных чувств… Мне же сдается, что национальное чувство — это не какое-то особое достоинство. Любой нормальный человек обладает им в той или иной степени, и редко, кто находит нужным хвастать этим. Еще никому и никогда не выдавалось свидетельство о высокой моральной стойкости, которое содержало бы утверждение, что он не избивал свою родную мать и не выбивал зубы своему родному отцу. Хвастаться на каждом перекрестке тем, что ты любишь свою страну, с которой тебя связывает неразрывная духовная пуповина, это странное и достойное сожаления бахвальство».
Тудор Аргези пытался мысленно проследить за цепью событий, приведших к кровавому злодеянию. Конечно, это дело рук фашиствующих элементов — легионеров.
Первой их жертвой в сентябре 1939 года стал премьер-министр периода королевской диктатуры Арманд Кэлинеску.
Был полдень. Тихо играл радиоприемник. Несколько минут назад Аргези позвонил Гала Галактион и сообщил, что он только что пришел из бюро регистрации бракосочетаний, сегодня он выдал замуж свою четвертую дочь — Елену. Делился со своим другом волнениями, приглашал на свадьбу, понимая, конечно, что Аргези в таком состоянии ни на какую свадьбу не пойдет… Камерный оркестр румынского радио передавал вальсы Штрауса. И вдруг музыка резко оборвалась. Запыхавшийся человек произнес четко: «Внимание! Внимание! Господин Арманд Кэлинеску убит! Смертный приговор был приведен в исполнение группой легионеров сегодня…» Все будто провалилось, тридцать минут радио молчало. Потом заговорило снова: «Наши передачи были прерваны событием, достойным сожаления-. Продолжаем…» И музыка — пластинка за пластинкой. Почти четыре часа. А в шесть часов передали официальное правительственное сообщение. Оказалось, что легионеры убили премьер-министра, убрали охрану радио, сами проникли в дикторскую, прервали передачу и сами сообщили об убийстве… Последовали драматические события. Для устрашения народа правительство решило расстрелять представителей легионеров во всех населенных пунктах страны и выставить на три дня их трупы для всеобщего обозрения на самых оживленных перекрестках. Три дня лежали на главной улице Бухареста трупы расстрелянных девяти главарей легионеров. Гадом раньше был расстрелян главный руководитель легионеров Зеля Кодряну. Легионеры лихорадочно начали искать «виновников» массовых убийств, проводили тайные судебные процессы и выносили приговоры. Претив убийства Арманда Кэлинеску и террористической тактики легионеров выступил и Николае Йорга. Тогда в легионерской газете «Порунка времий» («Веление времени») появились материалы о том, будто Николае Йорга один из виновников массовых расстрелов легионеров после убийства Кэлинеску. Судьба профессора Йорги была предрешена.
— Наступают страшные времена, — сказал Аргези Параскиве и вытер увлажненные глаза. Несмотря ни на что, ему было жаль Йоргу.
Страшные времена не замедлили наступить.
«Используя финансовую и экономическую помощь гитлеровских кругов и верхушки внутренней реакции, — пишут авторы изданной в Бухаресте «Истории Румынии»[40], — фашистские и профашистские группировки вынудили короля Карола II передать 5 сентября 1940 года всю полноту власти в руки генерала Иона Антонеску. В стране была установлена военно-фашистская диктатура, а десятью днями позже было создано правительство, члены которого были в подавляющем большинстве из рядов «Железной гвардии»… С первого же дня военно-фашистская диктатура вела антинародную политику, ликвидировав последние остатки демократических свобод. Диктатура Антонеску установила режим жестокого террора против демократических, антифашистских сил и в особенности против коммунистов. Заключенные в тюрьмах и в лагерях коммунисты подвергались режиму заведомого уничтожения».