– МО – это динамика, тогда как почерк – статика, – сказала она.
– Да, в каком-то смысле, – сказал Тони. – Но такое определение, пожалуй, слишком техническое для наших повседневных штудий, – улыбнувшись, добавил он, указав пальцем поочередно на каждого из пяти остальных членов группы. Отодвинув свой стул, он встал и, продолжая говорить, принялся расхаживать по комнате. – МО – первые буквы латинского выражения modus operandi. Способ действия. Когда речь идет о криминалистике, под modus operandi понимают последовательность действий, которые совершает преступник, чтобы достичь своей цели, иначе говоря, совершая преступление. На заре психологического портрета полицейские и в значительной мере психологи слишком примитизировали образ маньяка. По их мнению, это был человек, который всякий раз проделывал одни и те же действия примерно с одинаковым результатом. Ну разве что они учитывали возможность возрастания жестокости его действий, скажем, начав с нападения на проститутку, он потом молотком выбивает женщине мозги.
С приобретением опыта мы поняли, что не только сами способны учиться на своих ошибках. Нам попадались люди, обладавшие достаточным интеллектом и воображением, чтобы делать то же самое. Это означало, что нам нужно прочно уяснить себе: modus operandi – это то, что от одного преступления к другому может резко меняться, если преступнику тот или иной способ действия вдруг покажется недостаточно эффективным. Он начинает приспосабливаться. В первый раз он мог, к примеру, задушить свою жертву, но ему, возможно, показалось, что это заняло слишком много времени, или произвело много шума, или слишком напугало его, заставило скорее испытать стресс, чем удовольствие. И вот в следующий раз он пробивает голову жертвы ломом. Слишком грязно. Тогда в третий раз он приканчивает ее ножом. И следствие приписывает все три случая разным людям, потому что МО так сильно различается.
Неизменным каждый раз остается то, что мы называем, поскольку необходимо как-то это именовать, почерком преступления. Или просто почерком. – Тони перестал расхаживать и прислонился к подоконнику. – Почерк не меняется, потому что он и есть raison d'etre[Смысл, оправдание (фр.).] преступления. То, что позволяет преступнику почувствовать удовлетворение.
Итак, из чего складывается почерк? Из всех тех незначительных нюансов поведения и действий, которые не входят в число необходимых для совершения, скажем, убийства. Ритуал преступления. Чтобы преступник мог испытать удовлетворение, все эти элементы, составляющие его почерк, должны присутствовать, когда он отправляется совершать намеченное, и каждый раз все должно делаться одним и тем же неизменным образом. К почерку убийцы могут относиться, например, такие детали: раздевает ли он жертву, складывает ли одежду аккуратной стопкой, накладывает ли на труп косметику. Занимается ли сексом postmortem[После смерти, с уже мертвым (лат.).]. Прибегает ли к ритуальному изувечению тел, отрезает ли. он им, скажем, груди, или член, или уши.
По лицу Саймона было заметно, что его слегка мутит. Интересно, со сколькими трупами ему приходилось до сих пор иметь дело, спросил себя Тони. Саймону придется нарастить шкуру потолще или пусть готовится сносить насмешки коллег: их наверняка позабавит зрелище специалиста по психологическому портрету, которого выворачивает над трупом очередной искалеченной жертвы.
– Все эти составляющие почерка должны всякий раз присутствовать в преступлении, тогда совершающий его испытает удовлетворение, а его преступление обретет для него смысл, – продолжал Тони. – И тут мы наблюдаем разнообразие потребностей, это может быть стремление доминировать, причинить боль, добиться определенных реакций, удовлетворить половой инстинкт. Средства могут быть самые разные, но цель все время одна и та же.
Он глубоко вздохнул, пытаясь отогнать воспоминания о некоторых весьма конкретных разновидностях, первыми приходивших ему на ум.
– Для убийцы, который получает удовольствие от того, что причиняет жертве боль и слышит ее крики, не столь важно, станет ли он… – его голос дрогнул, когда в сознание, преодолев заслон, вторглись непрошенные картины. – Станет ли он…
Сейчас взгляды всех были устремлены на него, а он тщетно пытался выдать свое полное фиаско за простую рассеянность.
– Станет ли он… привязывать их и резать, или он…
– Или он хлещет их проволокой, – небрежно, как бы в помощь ему, подсказала Шэз.
– Вот именно, – тут же пришел в себя Тони. – Приятно, что у вас такое живое воображение, Шэз.
– Вполне по-женски, а? – со смехом подхватил Саймон.
Замечание это, казалось, слегка смутило Шэз. Не дав шутливому настроению развиться дальше, Тони продолжил:
– Итак, перед вами могут оказаться два трупа, физическое состояние которых сильно отличается. Но когда вы начнете рассматривать сценарий преступления, то добавочные детали, необязательные для совершения преступления, но необходимые преступнику для получения удовлетворения, совпадут. Это и будет почерк.
Он замолчал, уже полностью овладев собой, и огляделся по сторонам, проверяя, все ли успевают за ним записывать. На лице одного из мужчин было явное замешательство.
– Если взять совсем простой пример, представьте себе мелкого воришку. Допустим, есть парень, который таскает видеомагнитофоны. Охотится он только за видео, потому что у него есть знакомый скупщик, который хорошо ему платит. Он грабит стандартные дома, стоящие в ряду других таких же, проникая в дом через задний двор. Но потом в местной газетке он читает сообщение: полиция предупредила о человеке, ворующем видео, который проникает в дома через задний двор, и жители совместно с соседями организуют патрулирование. Тогда он оставляет в покое стандартные дома и переключается на дома довоенной постройки, попадая в них через окна холла на первом этаже. Он изменил свой modus operandi. Но по-прежнему крадет только видео. Это – его почерк.
Лицо, выражавшее сомнение, прояснилось. На этот раз слушатель понял. Довольный, Тони взял в руки кипу листов и разделил ее на шесть пачек поменьше.
– Так что, когда речь идет о серийном убийце, приходится учитывать многое, и этому нам предстоит научиться. Научиться видеть сходство и устанавливать связи, вместо того чтобы отрицать их, опираясь на различия.
Он снова встал и теперь прохаживался между их рабочими столами, готовясь перейти к самой важной части занятия.
– Кое-кто из старших полицейских чинов, а также некоторые специалисты-психологи высказали предположение, которое окружено большей секретностью, чем тайны масонской ложи, – произнес он, и внимание всех снова обратилось к нему. – Мы думаем, что в течение последних десяти лет в Великобритании могли действовать по крайней мере шесть нераскрытых маньяков-убийц. Среди них есть такие, на счету которых свыше десятка жертв. Из-за особенностей нашего дорожного сообщения и традиционного нежелания полиции делиться информацией никто до сих пор не занялся установлением этих ключевых связей. Теперь, когда существуем мы, это будет нашей работой – когда у нас будет время и укомплектованные штаты, чтобы этим заниматься.
Во время секундной паузы он отметил про себя недоуменно поднятые брови и удивленное мычание аудитории.
– Так что то, чем мы тут сейчас займемся, – всего лишь тренировка, – поспешил он объяснить. – Тридцать пропавших подростков. Это – реальные дела, отобранные из сводок десятка полицейских подразделений за последние семь лет. У вас есть неделя, чтобы поработать над этим материалом в свободное от занятий время. Потом я дам вам возможность поделиться своими соображениями насчет того, наблюдается ли в обстоятельствах этих дел сходство, достаточное, чтобы мы могли заподозрить тут работу маньяка.
Он протянул каждому по пачке фотокопий, дав пару минут, чтобы быстро их просмотреть.