– Разумеется. Главная проблема совсем в другом. Но наши современники, ослепленные успехами информационной революции, упростили ее донельзя и свели к формализованной технической задаче.
От слов «наши современники» Серфер явственно почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он поспешно спрятал руки под стол, чтоб не выдать себя дрожью пальцев, и спросил:
– Что это за проблема?
– Проблема интерсубъективности, – ответил ПалСаныч, – самый болезненный вопрос философии – насколько одинок человек среди людей.
– Солипсизм, – догадался Серфер.
ПалСаныч опять поморщился.
– Нет, это немного о другом.
Он повернулся к окну.
– Ну вот, например. Видишь – листва зеленая, и для тебя, и для меня. Наши глаза получают одинаковые физические сигналы, обрабатывают их сходным образом и передают в мозг. Поэтому мы по умолчанию предполагаем, что наши субъективные восприятия цвета одинаковы. Философы называют эти восприятия «квалиа». Но проблема в том, что в нашей понятийной картине есть непреодолимый разрыв между физическим сигналом и квалиа. На самом деле мы просто договорились одним словом обозначать свои зрительные ощущения от одного объекта. Однако это отнюдь не гарантирует, что наши восприятия, названные одним и тем же словом, одинаковы или хотя бы близки. В чужую голову ведь не залезешь. Чужая душа – потемки в китайской комнате. А если копнуть глубже, у тебя нет никакой гарантии, что сейчас с тобой разговаривает такая же самоосознающая личность, как и ты сам, а не бездумная китайская комната, производящая сборку реплик по вшитому алгоритму.
От этих слов Серфера буквально затрясло. Он стиснул зубы и крепко сжал кулаки. ПалСаныч продолжал:
– В старой философии существование другого обосновывалось дополнительной сложностью. То есть из общения с другим я могу получить новую информацию, которую не смог бы извлечь из собственных ресурсов. Доказательство и тогда было довольно хлипким, а с приходом компьютерной эры оно окончательно потеряло смысл. Единственное, что у нас осталось – вера «по аналогии». У меня есть мозг со всеми его электрохимическими процессами, и я переживаю внутри себя чувства и мысли, осознаю себя. У тебя практически такой же мозг с практически теми же процессами. Мы похожие физически существа, рожденные в одном физическом мире, с детства воспитанные в одной культуре, обусловленной одними и теми же физиологическими потребностями и ограничениями. Именно это тотальное сходство всего нашего внешнего позволяет сделать вывод и о сходстве нашего внутреннего. Поскольку ты похож на меня по всем параметрам, доступным внешнему наблюдению, я признаю тебя независимым субъектом внутренних переживаний. Точно таким же, как и я сам. Понятно, что о строгости доказательств тут говорить не приходится; но других подходов у нас просто нет.
Серфер понял, куда клонит отец, и захотел перевести разговор на более практическую тему.
– А у тульпы…
– Да! – перебил его ПалСаныч. – Ты же понимаешь, что программа работает на принципиально иной материальной платформе. Поэтому наша аналогия здесь неприменима. Я не могу сказать, что тульпа подобна мне, а значит, не могу по аналогии признать ее полноценным субъектом осознания и переживания. Чем сильнее различие нашей материальной базы, тем меньше вероятность, что столь разные фундаменты увенчаются одинаковой надстройкой. А в случае с тульпой, я уверен, этой вероятностью можно смело пренебречь.
Такой вывод противоречил всем ощущениям Серфера. Общаясь с отцом, он ясно чувствовал то самое подобие, которое объединяет всех людей во взаимном признании. Он возразил:
– Но если нельзя исключить такую возможность, то как же можно ее отрицать?
ПалСаныч резко подался вперед и даже слегка прихлопнул ладонью по столу.
– Можно! Потому что здесь уже не философия, но психология. Людям всегда было свойственно подыскивать рациональные аргументы для доказательства идей, обусловленных отнюдь не рационально.
– Не понимаю, – признался Серфер.
– Это рудименты магического мышления, – пояснил ПалСаныч. – Люди ведь все еще верят в приметы, табу, вудуизм, анимизм, антропоморфизм и прочую эзотерику. Хотя не признаются в этом даже себе. Но они до сих пор продолжают одушествлять домашних животных, автомобили, корабли. А теперь еще и программы. Заблуждение о самоосознании искусственного интеллекта как раз и есть следствие его антропоморфизма, того самого, идущего из детства одушевления. Столь же безосновательного, как, например, одушевление домашней кошки или реки за окном.
– Не согласен! – возразил Серфер. – Я, например, точно ничего не одушествляю.