– Я не знаю, – сказал алжирец. – Рамдан никогда всех планов не раскрывает. Даже мне. Да, – он встал и полез в карман. – На всякий случай, вдруг не я останусь вас караулить. Вот ваши документы. Только спрячьте их хорошенько.
Оба бумажника тоже мне протягивает, Кудинова игнорирует. Куда же мне их деть?
– Лучше не на себе их хранить, – подсказывает Мустафа. – Вас могут снова обыскать.
– Тогда ты их и спрячь, – сказал я. – Вон хоть за коробку с инструментами.
Нам до них не дотянуться, но там их не видно будет. А мы уж их точно не забудем.
– Нет, вдруг инструменты кому-то понадобятся, – возразил алжирец. – Я вот сюда их кладу.
За помятый ржавеющий лист жести спрятал. Соображает.
– Ты бы нам еще наручники открыл, – говорит Лешка. – Снимать не надо пока, только отомкни.
Завидую Кудинову! Его демонстративно игнорируют, а ему хоть бы что.
– Ключ от наручников у Рамдана, – сказал Мустафа. Только мне сказал.
– Может, проволоку какую дашь тогда? – попросил я. – Мы же их раз открыли.
Мустафа разгреб железные обрезки на верстаке, но ничего подходящего не нашел. Потом залез в ящик с инструментами, порылся в них и выудил маленькую отвертку и шило.
– Попробуйте вот этим.
– Напильник тоже дай, – сказал Кудинов. – Это вон та штука.
Мустафа подумал.
– Нет, не получится, – сказал он снова только мне. – Они могут заметить, что вы пилили. А напильник только я мог вам дать.
Я передал шило Кудинову, который тут же принялся за дело. Пробует согнуть кончик.
– Мустафа, – спросил я. – Почему ты это делаешь?
Когда люди рискуют, тем более жизнью, мне всегда любопытно, есть ли для этого – в их понимании – достаточное основание. Я-то часто и без него действую или такое основание есть, но я его не осознаю. Например, вот мне кажется, что в определенной ситуации мне нужно прыгнуть в яму с ядовитыми змеями. Почему бы я мог это сделать? Вариант первый, самый очевидный: не отдавая себе в этом отчета, я стремлюсь к самоуничтожению. Вариант второй, наивный: при любых обстоятельствах я чувствую свою защищенность – как бы опасно это ни казалось, Господь не допустит, чтобы я, Его любимое создание, вот так глупо перестал быть. Вариант третий, обнадеживающий в безнадежных обстоятельствах: не зная того, я поступаю правильно, хотя и вопреки всякой логике – все вокруг сгорит, а в яме я выживу. Есть еще вариант, что по тому же, пока не открывшемуся мне предначертанию судьбы я тем самым, даже умерев, спасу кого-то из близких, всю свою семью или просто многих людей. Разумеется, ради этого я готов буду сделать такое и сознательно. В общем, если поразмыслить, существует масса всяких возможностей, во всех не разобраться. Так что для себя я этот вопрос не решил, пытаюсь найти ответ у других.
Но Мустафа только пожал плечами. Тоже не определился пока.
Мы с Лешкой корпели над замками наручников, когда вдруг скрипнула ступенька перед дверью. А шагов по гравию мы опять не слышали. Мы едва успели спрятать за железяку наши инструменты.
Дверь распахнулась: Рамдан с рыжезубым. У одного в зубах сигарета, у второго в руке «магнум». Рамдан окинул нас взглядом, выпустил дым и вошел.
– Кого возьмешь? – спросил он ящерицу.
– Вон того.
Это он на Кудинова кивнул.
– Ну, забирай.
Рамдан отдал англичанину пистолет, отстегнул наручник от проушины и защелкнул его на свободной Лешкиной руке. Рыжезубый упер «магнум» Кудинову в правую почку – больно упер, тот поморщился – и повел к двери. Лешка посмотрел на меня, но я и сам ничего не понимал.
Мы остались втроем. Мустафа уступил брату место на стуле, прислонился рядом к стене.
– Так, – сказал Рамдан, переходя на французский. – Теперь я хочу точно знать, что вы передали своим в Лондон. Слово в слово. Если вы скажете одно, а ваш друг – другое, мы пристрелим вас обоих. Если вы откажетесь говорить, будет киф-киф. Знаете, что это значит? – Я кивнул: «то же самое», арабское словцо, вошедшее и в язык колонизаторов. – Дело приняло такой оборот, что рисковать я не стану.
– А чем вы рискуете? – спросил я, чтобы выиграть время. На самом деле я сейчас перевел свои мозги в режим кик-даун. Это когда вы идете на рискованный обгон на машине с автоматической коробкой передач и утапливаете педаль газа в пол. Умный автомат переключается на более низкую передачу, обороты взлетают, и двигатель от усилия взревает – от слова «реветь».
Я слышал, что Рамдан мне отвечает – что это не мое дело, что рискует не он, а мы с Лешкой, и в наших интересах делать в точности, как он нам скажет. Но думал я о том, что Кудинов сейчас в том же режиме кик-даун пытается сообразить, что же в ответ на этот вопрос скажу я. Будь мы едва знакомы, как, например, я с Моховым, дело наше было бы швах. Но мы-то с Лешкой наблюдаем друг друга хотя и не каждый день, но зато всю сознательную жизнь. Вот сейчас и выяснится, с толком мы друг друга изучали или просто, как это выглядело со стороны, так, вместе пили и дурака валяли.
– Ну, я жду, – угрожающе процедил Рамдан, закончив свою тираду.
– А что мы могли сказать? Ты же все продумал. У нас шансов не много было определить, где мы находимся.
Рамдан довольно хмыкнул:
– И все же?
– Они ищут заброшенный аэродром в двух с половиной часах езды от центра Лондона.
– И все?
– Они знают, что мы ехали сюда сначала по автостраде, а потом по маленькой дорожке.
А как из Лондона еще выехать, как не по автостраде? Но к частному летному полю ее вряд ли стали бы тянуть.
– Что еще?
– Что нас сначала держали в сарае, а потом в отлетавшем свое самолетике.
– И?
– И это все.
– А что ваши друзья собираются предпринять?
– Я этого не знаю. Они должны были сначала попытаться установить, где мы находимся.
– Больше ничего не хотите сказать? Подумайте хорошенько.
– Да нет. Больше ничего не припоминаю.
– Хорошо. Посидите здесь.
Как будто у меня был выбор!
Рамдан вышел.
– Спрячьте отвертку, – прошептал мне Мустафа.
Я засунул ее поглубже за плиту.
– А шило где? – спросил я.
Мустафа встал и заглянул за нашу железяку с Лешкиной стороны:
– Здесь лежит.
Он и шило задвинул подальше. Интересно, что сделает Рамдан, если узнает, что брат его предает?
Однако главный похититель вернулся довольный. Похоже, мы с Лешкой не прокололись. Но доволен он был не потому, что мы оказались правдивыми людьми. Просто, как он решил, мы знали слишком мало, чтобы нас до утра могли найти. Так, по крайней мере, я его вид истолковал.
– Иди помоги там.
Рамдан ткнул брата в плечо и привычно сплюнул в открытую дверь между зубов. Потом дождался, чтобы Мустафа вышел. Не доверяет ему?
– Убедились, что мы с вами играем честно? – спросил я.
– У вас нет выбора, – отрезал алжирец. Он вытащил мой мобильный. – Вы сейчас позвоните своим друзьям и скажете вот что. Слушайте внимательно. Вас перевезли в другое место. Вы ехали на машине больше трех часов, но в тумане, довольно медленно. Из-за тумана вы не очень разобрались, где вы теперь находитесь, но это какая-то ферма. Каменный одноэтажный дом, во дворе трактор стоит, и еще там есть лошади. Вы слышали ржание. Как по-английски будет ржание?
– Neigh.
– Отлично. Это все, что вы должны сказать. Правдоподобно звучит?
«Таких надо вербовать, – снова сказал себе я. – Даже детали за меня продумал».
– Ты молодец, Рамдан! – со вздохом, но искренне произнес я вслух. – Тебя бы к какому-нибудь хорошему делу пристроить. Как ты на это смотришь? Условия прямо сейчас можем обсудить.
Мне показалось или он эту информацию все-таки заложил себе в голову?
– Давайте сначала с этим делом покончим. – Алжирец протянул мне телефон. – У вас двадцать секунд. Говорить будете самыми простыми словами – я по-английски и газету с трудом читаю. Если я хоть одно слово не пойму – мы вас действительно перевезем. Или пристрелим. Решим по погоде, – ухмыльнулся он.
Все правильно он придумал. Перевозить нас в тумане – одна морока. А так ничего делать не нужно, но искать нас будут в другом месте. Но и шутку его нужно воспринимать всерьез. Если мне удастся все же намекнуть по телефону, что я все это вру с чужих слов, а наше месторасположение сумеют определить и по тем обрывочным сведениям, нашим похитителям придется смываться. И тогда живые свидетели им совсем ни к чему.