— Поставь, где стоял, — прохрипел я.
Юра испугано меня вернул обратно. Я еле сдержался, чтобы не закричать, так как тело все ещё продолжало болеть в разных местах.
— Я понимаю, ты от всего сердца, но зачем же доламывать, — усмехнулся я.
— Извини, не подумал, — смутился Власов.
Затем меня, как мягкую игрушку помяла вся сборная по баскетболу. И в довершении девчонки из команды по спортивной гимнастике облобызали моё лицо, тренируя встречу с любимым человеком.
— Ну, рассказывай, — попросил кто-то из-за спины, когда я уселся на своё законное место в столовой.
Я огляделся, надо мной сгрудилось человек двадцать из разных видов спорта.
— Да всё просто, — я успел ухватить бутерброд с маслом, — упал, очнулся, смотрю, студент практикант в белом халате в лицо мне марлей тычет.
— А дальше? — спросил Боря Никоноров.
— А дальше, — я проглотил ещё один бутерброд, — современные медикаменты и красивые медицинские сестрички, которые ухаживали за мной, сделали своё целебное дело.
— Сестрички то очень красивые? — не отставал боксёр легковес.
— Во! — я показал руками примерно, какого размера была грудь у Лариски.
— Вай-вай, — запричитал Гурам Минашвили, — это мой любимый размер!
— Фу пошляки, — прыснула от смеха гимнастка Маргарита Николаева.
— Дайте человеку поесть! — вмешался в дружеский допрос коллег по сборной Корней.
И все с неохотой стали разбредаться кто куда. Однако уже через полчаса в нашу, совместную с ассистентом главного тренера Коневым комнату, снова потянулись любопытные «носы». Я по семь раз рассказывал, как травмировался, как лечился, как себя чувствую. Спел пару песен под гитару. Лишь ближе к отбою ко мне зашёл Спандарян.
— Богданыч, скажи по правде, тренироваться сможешь? — спросил он.
— Я постараюсь, Степан Суренович, — ответил честно я.
Спандарян задумчиво побрёл в свою комнату. И тут в коридор вышел Юрий Корнеев.
— Ты это, не раскисай, всё будет окей! — улыбнулся он и протянул мне мой амулет от Тьмы, — я на него цепочку сделал серебряную.
— Ну, Корней, — я даже растерялся, — ты даже не представляешь, как мне дорога эта вещица. Даст Бог, рассчитаемся!
Глава 8
На следующий день, во время игровой тренировки стало окончательно понятно, что я уже не тот. Бросать мне было сложно, так как любые резкие движения вызывали боль. Пока сижу без движения, ничего не болит. Можно даже побегать в одном прогулочном темпе, трусцой. Но вести мяч резко меняя направления движения, ускоряться и выпрыгивать было просто невозможно.
— Давай на базу, — печально сказал мне Суренович, видя, как лицо моё искажает гримаса боли и на лбу от напряжения выступает испарена, — работай индивидуально на своё усмотрение.
От досады, вдруг Корней со всей силы долбанул мячом в пол.
— Суки! — коротко высказался он.
— Простите парни, — пробурчал я и медленно поплёлся на выход.
На загородной базе я сначала посетил столовую, где меня покормили тем, что осталось от обеда. Затем я взял мяч и пошёл отрабатывать самый простой бросок со штрафной линии. От безнадёги я загадал, если хотя бы раз из трёх попыток попаду, то успею к Олимпиаде хотя бы частично восстановиться, а если нет, то придётся ехать туристом. Я ещё раз провёл разминку, делая некоторые упражнения через боль, и выполнил первый штрафной. Мяч предательски поскакал по дужке кольца и вывалился прочь. Перед вторым броском я несколько раз повторил траекторию движения руки, и бросил. Мяч попал в щит, от которого отскочил в переднюю дужку и медленно по асфальту поскакал ко мне. Перед третьим броском я закрыл глаза и представил, как баскетбольный снаряд по хорошей дуге летит и легко опускается в корзину, красиво шаркнув сетку.
— Делай! — буркнул я себе под нос и бросил.
И мяч, как в сказке опустился прямо в баскетбольное кольцо. Первое очко после своего третьего дня рождения, обрадовался я. Дальше дело пошло веселей. Бросать было хоть и больно, но вполне терпимо. И пока я разрабатывал базовые бросковые навыки, мимо моей одинокой фигуры пронеслась в колоне по одному команда боксёров.
— Абрамов за старшего! — крикнул своему тяжеловесу главный тренер Сергей Щербаков.
Он отделился от команды боксёров и подошёл ко мне.
— Что, больно бросать? — догадался он, видя напряжение на моём лице.
— Любое ускорение через боль, — грустно ответил я.
— Зимой сорок второго года, — начал рассказывать Щербаков глядя куда-то вдаль, — я воевал в диверсионном отряде. Нашей задачей было скрытно проникать в тыл на вражескую территорию и вести там подрывную работу. Как-то заминировали мы два дота. Рванули первый, потом второй и тут как даст осколок в ногу. Я шепчу: «Гриша, мне ногу оторвало». А он: «Да нет, цела нога». Только сапог снять нельзя. В медсанбате говорят отрезать ногу надо, гангрена, иначе труп. Дали время до утра подумать. И сниться ночью мне друг покойный, с которым вместе на фронт уходили, и говорит: «Не давай ногу резать. Отступит гангрена. Я за тебя там похлопотал».