Несмотря на все это, следует понимать, что ученики в смятении задают неправильные вопросы только потому, что устремлены к некоей цели вместо того, чтобы довольствоваться заботой о безупречности каждого действия. В результате верх берет нетерпение: отлетает к стене дневник, от яростного пинка едва не разваливается стул, свирепо растирается ушибленная нога, а все адресованные Нагвалю словесные оскорбления переносятся на домашнего питомца. И все же во всем виноват только сам ученик.
Очень редкие люди хотя бы однажды задумываются над тем, что вся их жизнь основана на их собственных неправильных вопросах и небезупречных побуждениях, заставляющих эти вопросы задавать. Таким образом, вместо того, чтобы использовать любые жизненные обстоятельства для накопления знаний и силы, люди растрачивают жизнь попусту, играя во взаимные обвинения, словно поставили перед собой цель стать тупее всех окружающих. Некоторым невежество может показаться благословением, но разве не ироничен тот факт, что именно это «блаженное неведение» одновременно становится опорой взаимных обвинений? Именно оно приводит к бесконечным: «Разве ты не видишь, что мне тяжело? Почему не помогаешь?», или: «Что с тобой такое? Я же тебе объясняю:…», или: «Почему ты на меня так смотришь? Разве я сделал что-то не так?». Хотя такое невежественное состояние повсеместно, оно никогда не приведет человека к таким вопросам: «Какие дары силы я получу, если сделаю это самостоятельно?», «Меня не понимают — быть может, дело в том, что я плохо объясняю?» или «Что в моем поведении заставило его смотреть на меня так осуждающе?».
Сходным образом, ученики постоянно подталкивают самих себя к достижению той цели, которая существует только в их голове. Исполнившись решимости стать воинами, они непрерывно утомляют себя вопросом: «Почему у меня ничего не получается?» Всякий раз, когда ученик задается подобным вопросом, он только в очередной раз убеждает самого себя в собственной тупости, никчемности и неспособности сделать нечто. Однако для того, чтобы понять, что он разумен, а не туп, чтобы ощутить себя достойным, а не никчемным, чтобы поверить в то, что он способен чего-то добиться, ему достаточно задать себе такой вопрос: «Чему я только что научился?». Такое простое смещение фокуса оказывается настолько могущественным и ободряющим действием, что может показаться самой легкой частью обучения ученика. Однако на практике каждый ученик ведет беспрестанную борьбу за подобное смещение фокуса, и это вызвано только тем, что оно выглядит слишком простым, чтобы отнестись к нему серьезно. Оставаясь в ловушке желания оказаться правым или стремлением делать все правильно ученики постоянно обесценивают то, чему научились в текущий момент, и вследствие этого никогда не воплощают на практике общую идею того, что значит быть воином.
Время от времени Нагваль расспрашивает ученика о том, чему он научился и воздает ли себе должное за такие большие достижения, но каждый раз, когда он это делает, ученик смотрит на Нагваля так, словно тот сошел с ума. Основой подобного поведения ученика является тот факт, что, по его мнению, он еще не достиг своей цели и потому сомневается в том, что его правильные действия имеют какое-либо значение. Неужели умение безупречно чистить картошку может принести ему знания о Мире магов? Разве очевидные неудачи могут служить признаками подлинного обучения?
Настоящий воин просто наблюдает за глупостью собственного поведения, вспоминает о собственной борьбе за умение смещать фокус и безропотно отправляется чистить картошку. Такой воин на основе собственного опыта прекрасно понимает, что только после того, как ученик окончательно устанет от погони за своей целью, он наконец-то сообразит, что в действительности ему нужно начать жить как воину, а не стараться стать воином. И все же, как ни парадоксально, именно в этом заключается величайшая трудность, с которой приходится столкнуться на Пути Воина. Как упоминалось в «Возвращении Воинов», подлинная сложность Пути Воина кроется не в академической запутанности, а в откровенной простоте. Хотя на этом Пути встречается достаточно много явлений, способных сбить с толку самый сообразительный разум, любая академическая трудность появляется на нем лишь потому, что рациональный ум полностью устремляется к некоей цели и в результате извечно стремится к линейному движению вперед, вызванному разделенностью, жертвуя при этом круговым расширением, которое является признаком всеохватности.