Новость была необычайна, неслыханна, невероятна!
Мак Аллан! Кто он? Откуда он явился? Кто был этот человек, в одну ночь завоевавший славу?
Глаза всех впивались в те строки, где были сообщены мнения о туннеле разных выдающихся лиц в кратком телеграфном стиле:
Ч. Г. Ллойд: «Европа сделается предместьем Америки!»
Табачный король X. Ф. Гербст: «Можно будет отправлять вагоны с товаром из Нового Орлеана в Петербург без перегрузки».
Архимиллионер Белл: «У меня будет возможность видеть мою дочь, которая замужем в Париже, вместо трех раз двенадцать раз в год!»
Министр путей сообщения де ля Форест: «Туннель для каждого дельца означает лишний год сбереженного времени…»
Все требовали подробных сведений и, конечно, имели право требовать. Перед дворцами газет стояла такая толпа, что вагоновожатые должны были непрерывно звонить, чтобы заставить толпу расступиться.
Газеты сообщали подробности заседания на крыше отеля «Атлантик»; и это заседание изображалось кинематографически на огромном экране на втором этаже дворца газеты «Геральд», перед которым постоянно стояла несметная толпа. Картины сменяли одна другую, изображая отдельные моменты заседания:
«В саду представлены в лицах семь миллиардов».
«Мак Аллан излагает свой проект перед собранием миллиардеров».
«Миссис Броун подписывает десять миллионов».
«Банкира Смита вытаскивают из лифта».
«Мы одни только можем показать прибытие Вандерштифта на моноплане вплоть до того момента, как он опустился на крыше отеля. Наш фотограф был сбит с ног его машиной…»
На картине виден белый небоскреб, весь состоящий из окон. Над ним появляется белая бабочка, постепенно превращающаяся в маленькую птицу, затем в чайку и, наконец, в моноплан. Он описывает дугу и, взмахнув гигантскими крыльями, опускается. Конец…
«Портрет фотографа Спиннавея, нашего фотографа, которого машина Вандерштифта свалила с ног и тяжело ранила».
Другая серия: Мак Аллан прощается в Бронксе с женой и ребенком, отправляясь в свою контору.
И опять начинается та же серия. Вдруг, около одиннадцати часов, серия прерывается. Что-нибудь новое? Взоры всех обращены вверх, и все ждут.
Портрет: «Мистер Гунтер, маклер, Тридцать седьмая улица, двести двенадцать, вписывает в книгу свой билет на первую поездку из Нью-Йорка в Европу».
Толпа смеется, аплодирует. Машут шляпами…
Телефонные станции, телеграфы и кабель не могли справиться с той работой, какая от них требовалась теперь. В Нью-Йорке у общественных телефонных станций – а их насчитывалось тысячи в городе – стояла толпа у аппарата, ожидая очереди. Все хотели переговорить немедленно о новом событии со своими компаньонами и друзьями. Весь Манхэттен был охвачен лихорадочным возбуждением! С сигарой во рту, сдвинув шляпу на затылок, сбросив пиджаки, обливаясь потом, деловые люди в волнении вскакивали со своих мест, снова садились, кричали, жестикулировали. Банкиры, маклеры, агенты, клерки вырабатывали предложения. Необходимо было занять как можно скорее определенную позицию, и позицию наиболее выгодную. Предстояла жесточайшая кампания, гигантская международная битва капиталов, в которой можно погибнуть, если не принять заранее мер. Кто будет финансировать это гигантское предприятие? Как всё это случилось? Какое положение занимает в этом Ллойд? Виттерштейнер? Кому известны подробности? И кто этот черт Мак Аллан, который в одну ночь скупил на двадцать пять миллионов земельных участков, стоимость которых должна скоро возрасти в три, пять, сто раз?
Больше всего волновались в крупных трансатлантических пароходных компаниях. Мак Аллан был убийцей пассажирского пароходного сообщения. Как только будет готов его туннель – а возможно, что он будет готов когда-нибудь! – станут ненужными огромные суда вместимостью во много тысяч тонн, и роскошные трансатлантические пароходы, пожалуй, придется обратить в плавучие санатории для легочных больных или подарить их африканским неграм. Не прошло и двух часов, как образовался антитуннельный трест, который, посредством телефона и телеграфа, уже подготовил запросы различным правительствам. Из Нью-Йорка волнение распространилось на Чикаго, Буффало, Питтсбург, Сант-Луис, Сан-Франциско, и туннельная лихорадка перескочила в Европу и охватила Париж, Лондон, Берлин.
Когда полуденный зной несколько уменьшился и на улицах снова появилась толпа, всех поразили колоссальные плакаты, возвещавшие о вызове «ста тысяч рабочих».
Стало известно наконец и местопребывание синдиката: «Бродвей, Уолл-стрит». Там высилось белое, еще не вполне законченное здание в виде башни в тридцать два этажа.