В четыре часа утра прибыли еще сто вагонов с материалом. В половине пятого явились пять тысяч рабочих, которые провели ночь в поезде и приехали усталыми и голодными. Полевые кухни работали с рассвета, и хлебопеки уже вынимали готовый хлеб.
Гобби был пунктуален. Работа доставляла ему наслаждение, и хотя он проспал всего несколько часов, всё же он был в прекрасном настроении и сразу завоевал симпатии рабочих. Он достал себе лошадь и без устали разъезжал на ней целый день.
У линии железной дороги накопились уже горы материалов для постройки. В восемь часов утра прибыл поезд в двадцать вагонов, нагруженный только балками, рельсами, тачками и двумя маленькими паровозами для узкоколейной железной дороги. В девять часов пришел второй поезд. Он выбросил целый батальон инженеров и техников, и Гобби отрядил тысячу человек на постройку узкоколейной железной дороги, которая должна была соединить этот пункт с другим местом работ, находившимся на расстоянии трех километров. Вечером поезд привез две тысячи железных походных кроватей и одеял. Гобби по телефону просил прислать ему еще рабочих, и Аллан обещал ему на следующий день новые две тысячи человек.
И действительно, на рассвете две тысячи рабочих были на месте. За ними потянулись нескончаемые поезда с материалами. Гобби изрыгал проклятия: Аллан буквально заваливал его; но затем Гобби покорился своей судьбе: он узнавал темп работы Аллана. Это был американский темп, достигший в этот период особого напряжения. И Гобби подчинился неизбежному, хотя у него дух захватывало от такой быстроты.
На третий день уже была готова линия узкоколейной железной дороги, и к вечеру маленький локомотив засвистел при громких криках «ура!» в лагере рабочих. Он тащил за собой бесконечный ряд платформ, груженных досками, балками и жестью. Две тысячи рабочих с лихорадочной быстротой стали сооружать бараки, походные кухни, сарай. Однако ночью разразилась буря и смела весь городок, созданный Гобби…
Гобби на эту злую шутку ветра ответил длинным проклятием. Он попросил у Аллана отсрочки на двадцать четыре часа, но Аллан не внял этой просьбе, и поезда продолжали подходить один за другим, так что у Гобби потемнело в глазах.
Вечером в этот день, в семь часов, приехал на автомобиле Аллан вместе с Мод. Он объехал все работы, шумел, кричал, бранился, объявил в заключение, что работа идет медленно и что синдикат, платя большие деньги, требует самой напряженной работы. Уехал он так же внезапно, как приехал, вызвав всеобщее изум ление и уважение.
Но Гобби был не такой человек, чтобы потерять мужество от первых неудач. Он решил, что работы по туннелю должны быть закончены в пятнадцатилетний срок, и метался теперь как дьявол. Аллан увлекал его за собой своим быстрым темпом. Часть рабочих была занята сооружением насыпи для железнодорожной линии в Лэквуде для регулирования поездов, и ржавое облако пыли указывало направление работ. Другая часть бросалась на приходящие поезда и быстро разгружала их, третья занята была устройством шахты, а четвертая строила бараки. Всеми работами руководили инженеры, которых можно было узнать только по непрестанным окрикам и оживленной жестикуляции.
Гобби был вездесущ. Рабочие называли его «веселым Гобби», а Аллана звали просто «Мак». Главного же инженера Гарримана, мрачного, упорного человека, они прозвали «быком».
Среди этих сотен лихорадочно работавших людей расхаживали землемеры со своими инструментами, как бы не замечая всей этой суеты, и повсюду расставляли пестро раскрашенные колышки и вехи.
Через три дня после того, как был сделан первый удар лопатой, будущий туннельный город представлял уже обширный лагерь. Еще через день он превратился в поселок, а через неделю – в огромный барачный город, в котором разместились двадцать тысяч человек и где уже были все необходимые учреждения: бойни, молочные фермы, булочные, базары, трактиры, почта, телеграф, больница и кладбище. В стороне от барачного города была уже проложена целая улица из эдисоновских патентованных домов, которые отливались тут же на месте и через два дня были совсем готовы для жилья. Весь город был покрыт таким густым слоем пыли, что казался совсем белым; трава и кустарник исчезли под кучами цемента. Улицы состояли из шпал и рельсов, а низенькие бараки тонули в целом лесе кабельных мачт.