Лив сомневалась, достаточно ли хороши условия. Она ранее советовалась с Томасом Ульсеном и хотела позвонить ему, чтобы узнать его мнение. Но она не верила, что Тур сможет платить больше. Его материальное положение «оставляло желать лучшего, несмотря на неплохой доход»{86}. Она решила отбросить свои сомнения потому, что по совету Ульсена добилась пункта о процентах{87}. Он позволит получать дополнительные деньги, если доходы Тура увеличатся.
Материальное положение Хейердала на тот момент осложняли оставшиеся долги за экспедицию на «Кон-Тики». Кроме того, ему приходилось сражаться с налоговыми органами, доказывая, что расходы на экспедицию — это инвестиции и поэтому он имеет право на налоговые льготы.
Доходы от продажи книги об экспедиции на «Кон-Тики», вышедшей в ноябре 1948 года, оставались на хорошем уровне, но потребовалось время, пока отчисления автору были выплачены. Поэтому Туру было нечем похвастаться в материальном плане в то время, когда мировой судья Эриксен объявил о расторжении брака.
После суда Ивонн собралась уезжать в Осло. Когда бывшие супруги расстались у конторы судьи, Лив уже не смогла сдержаться. Обращаясь к победившей сопернице, она пожелала ей успеха, загадочно добавив: «Ну, ну, Ивонн, придется тебе помучиться со здоровьем»{88}.
Тур остался в Лиллехаммере, чтобы отпраздновать Рождество со своей уже бывшей женой и детьми. На третий день после Рождества они все вместе сели на поезд, идущий в Осло{89}. Но если Тур остался в столице, то Лив взяла детей и поехала к родителям в Бревик.
Она боялась, потому что до сих пор не рассказала им о разрыве с мужем{90}. Наверное, она вспоминала, как сердился отец, когда она двенадцать лет назад объявила, что выходит замуж за человека по имени Тур Хейердал, и как ей пришлось бороться, чтобы получить разрешение родителей на поездку с ним на тихоокеанский остров.
На этот раз сильнее прореагировала мать. Она явно была разочарована, но удержалась от прямых обвинений против бывшего зятя. Она слишком уважала Тура Хейердала{91}. Самым главным для родителей было то, что дочь, как казалось, не сильно пострадала. Она уверила их, что ее будущее обеспечено и что она хочет «и жить, и работать». И прежде всего ребята «восприняли это спокойно»{92}.
Дети узнали о разводе тоже во время рождественских каникул у бабушки с дедушкой в Бревике. Семилетний Бамсе заплакал, но быстро успокоился. Typ-младший, который был старше на пару лет, держал себя в руках. Все-таки мальчики не так часто видели отца. От того, что он съехал от них, мало что изменилось{93}.
Тур очень волновался, как все пройдет в Бревике. Он не поддержал Лив, когда она осмелилась прямо заявить о разводе своим родителям, он скорее хотел бы, чтобы она сообщила им об этом письмом уже по возвращении в Лиллехаммер{94}. Теперь ему самому предстояло отвечать. Пока Лив была еще в Бревике, он поехал в Ларвик навестить своего отца, которому вскоре исполнялось восемьдесят лет{95}. И когда дошло до дела, Тур не смог рассказать все честно и открыто. Он не решился поведать старику «стопроцентную правду, но подготовил его к тому, что они дальше будут общаться как друзья, а не как супруги», — писал он Лив{96}.
Отец с удивлением слушал сына. В его глазах все женщины были одинаковы, и в таком случае развод был и дорогим, и бесполезным делом. Нельзя сказать, что он жалел о разводе с первой женой, на который он пошел ради того, чтобы жениться на матери Тура. Но, когда отношения с Алисон тоже испортились, он сказал, что должен был сделать больше, чтобы удержать ее{97}.
Может быть, Тур сказал отцу, что они с Лив остаются друзьями, скорее чтобы успокоить собственную совесть, чем утешить отца, поскольку на самом деле ситуация была не столь идиллической.
«Тур нанес мне такой удар в спину, которого я никак не могла ожидать. Я так хотела им восхищаться. […] Мы поставили друг друга на пьедестал, на котором никто из нас не смог удержаться. Но теперь мне уже все равно», — писала Лив Генриетте{98}.
Для Лив ситуация выглядела так: «Я, должно быть, совершила ту же ошибку, что и он совершил по отношению ко мне. […] Все мои трудности за те три последних года, в которых я во многом была виновата сама, представляются мне далекими и ненастоящими. И когда я проснулась утром, это было как вернуться к жизни после тяжелой болезни».