Человек покачал головой и вышел из комнаты. Всё так же аккуратно, чтобы не будить отца. Он надел на себя что–то из совсем старых вещей, которые не жалко было пачкать, и вышел во двор.
— Как же всё загажено…
Зажили синяки на лице человека, срослись трещины в костях, и даже голова отца стала выглядеть прилично, если не смотреть на обрубок шеи, но двор, которой насиловали грубыми шагами Герберт и его горожане, — остался таким же, его никто не чистил и не убирал. Первое время человеку просто было не до этого, а после он как–то не задумывался, не смотрел на двор взглядом хозяина.
Сегодня же, проснувшись, вытерев пыль, выйдя на улицу, он понял, что всё.
Всё уже кончилось.
И дом его в плохом состоянии.
Поэтому человек доковылял, хромота так и не прошла, до сарайчика, где взял метлу и лопату; лопату воткнул в серую землю огорода, а метлой принялся сгонять мусор и пыль в одну кучу.
Времени это заняло немало. Куча вышла большой. Человек закончил со своим делом лишь тогда, когда двор стал уже совсем чистым, а старые вещи вымокли в подмышках и на спине от пота.
Тогда человек распрямился, утёр лоб, и отставил метлу. Он хотел уже выкинуть мусор, но тут услышал голос отца.
Человек быстро прошёл в дом.
— Проснулся? — спросил он у головы. — Как спалось?
Отец, прежде чем ответить, почавкал губами, словно у него пересохло во рту.
— Снилось, что у меня есть тело, и было страшно. А сейчас проснулся и всё хорошо… ты сам–то спал?
— Конечно, — ответил человек. — Ты ещё будешь или всё?
— Да всё, всё…
Тогда человек взял голову отца на руки и понёс в ванную комнату, чтобы умыть и выбрить, ведь борода у него всё ещё росла, и отец требовал, чтобы сын её сбривал.
— Так, что, дома побудешь? Я там двор прибираю.
— Возьми меня с собой. Мне всё равно делать нечего.
И правда, лишённый возможности заниматься чем–либо без помощи сына, отец человека очень много времени проводил теперь в его обществе. Поначалу, конечно, он пытался делать вид, что ему это не нравится, но спустя несколько недель перестал. Человек долго не мог к этому привыкнуть.
Сейчас же привык. И потому, выбрив, умыв и расчесав голову, он взял её на руки и вынес во двор, поставив так, чтобы та не перевернулась и не упала, а сам взял лопату и сноровисто откидал весь мусор в соседний, пустой двор.
— Иван Егорович был бы против такого… — улыбнулся отец.
— Я думаю, теперь Ивану Егоровичу не до своей дачи.
— Хороший был мужик… — проговорила голова. — Водителем работал всю жизнь… хотя у его машины были проблемы с коленвалом, да ещё шатун там на ладан дышал. Представляешь? Он поэтому на своей всегда ездил не больше пятидесяти километров в час. Я предлагал ему помочь, починить, он всё время отказывался. Говорил, ему спешить никуда и не надо.
Человек усмехнулся и упёр лопату в землю, сложив ладони на верхушке её черенка.
— А ты что, умеешь чинить машины?
— Любой владелец советской классики умеет, — ответил отец, — ты же… да.
Он замялся, вспомнив, что…
— …ты никогда не подпускал меня к машине, — сказал человек. — Мы вообще о ней не говорили. Почему?
Отец промолчал, кинув на сына красноречивый, напряжённый и даже немного злой, но по большей части тоскливый взгляд.
— Прошу тебя, не надо, — быстро и очень серьёзно сказал он.
— Хорошо, — ответил человек.
Ему и в самом деле не хотелось ссориться. Когда–то он непременно обиделся бы на отца за такие откровения. К чему они сейчас? Почему не тогда? Почему теперь, когда всё, что можно, уже пошло наперекосяк?
Но теперь человеку стало всё равно, и всёравношность была не из–за усталости души, а из–за нежелания ссориться. Человек глядел на отца другими глазами и видел не зверя, гибкого и опасного, а старика, понаделавшего ошибок и всё ещё находящегося в плену своих привычек, приводивших к ошибкам.
Но хотя бы пытающегося с ними что–то делать.
И человек просто убирал двор. Он быстро закончил с этим, и, когда закончил, подхватил лопату, и пошёл к огороду.
Он начал перекапывать грядки от самого начала, где когда–то были посажены огурцы, а сейчас там не осталось даже сухой ботвы — или куда–то пропала, или съел отец.
Человек размечал грядки по памяти, хотя помнил уже не очень хорошо, где и что было. Вышло у него, конечно же, криво. Но через пару часов работы огород перестал выглядеть как какой–то пустырь и смотрелся лучше, красивее, с перекопанными участками под огурцы, помидоры, картошку, щавель. Даже то, что это всё теперь не могло приносить плоды, ничего не меняло.