— Спасибо за подарок. — саркастически заметил Семеныч — Может, и не убьют, но такую жизнь секретоносителю устроят, пока не выпотрошат, что мертвым позавидуешь.
— Но ты же сказал, что готов умереть? — удивился Михалыч.
— Сказал же — пока не выпотрошат, не дадут.
— Ну, это — техника. Каждый может умереть по своей воле, если не спит и не боится. Хочешь, научу? Тогда потрошить тебя не выйдет: секреты уйдут с тобой.
— Что, у вас любой: шел-шел — и умер?
— «Шел-шел — и умер» — это как раз у вас: неожиданная смерть не по своей воле. У нас люди умирают, когда захотят, и стараются делать это красиво: дела заканчивают, долги отдают, прощальник[9] устраивают.
— И много у вас таких — самоубийц?
— Все. У нас от старости и болезней умереть трудно — врачи помогут жить хоть двести лет. Только от жизни устают, она становится бессмысленной и невкусной. Каждый решает сам, когда поставить точку. Бывает, молодые тоже точку ставят, но сейчас это редко.
— А что, было часто?
— Было. Лет через сто будет двадцатилетняя мировая война. Пока что — последняя, третья. Расползется по всему миру, вместо линии фронта будет всеобщий взаимный террор. Убивать будут не глядя — военный или ребенок. Покалечат и заразят раз в двадцать больше, чем убьют. Миллионы будут умирать в муках, месяцами, и помочь им будет некому и нечем. Вот тогда и пришли «люди вольной смерти». Они научили всех умирать по своей воле и желанию, без боли и страха. Сначала ушли безнадежные. Потом — отчаявшиеся. Остальные перестали бояться смерти.[10] Вольная смерть убила войну. Человек, живущий и умирающий по своей воле, всегда выбирает — либо выполнить приказ или вытерпеть пытку, либо умереть. Его не прищучишь. Власть потеряла власть над чужой жизнью, и оказалось, что воевать некому и не с кем.
— И как вы в таком бардаке коммунизм построили?
— Это не бардак. У японских самураев тысячи лет похожие традиции. А про коммунизм, Семеныч, я читал — мне не понравилось. Давай, потом договорим — пора дальше идти?
Михалыч поспешил назад к Коле и Лбу. Совершенно обалдевший Семеныч побрел за ним. На следующих привалах они не разговаривали. Семеныч был озабочен наскоками Коли и Лба, которые хотели «вывести Михалыча на чистую воду». Михалыч на привалах сидел в сторонке, глядя в пространство, и щелкал пальцами — как будто общался с кем-то невидимым. Двигаясь в режиме «час через два» круглые сутки, они догнали Тыщкмбрига с командой через два дня, когда впереди опять оказалась
Дорога
Она воняла. Дней пять назад, на ней разбомбили колонну беженцев. По дороге цепью брели красноармейцы Тыщкмбрига: искали продукты, не нужные мертвым, но необходимые живым. Михалыч замер, глядя на мертвую женщину с двумя мертвыми детьми. Потом молча встал в цепь и стал потрошить сумки и мешки. У него дрожали руки. Рост, неестественно широкие плечи, горб, как бы босые, но, очевидно, не босые, ноги делали его «ненашесть» очевидной, хотя и не страшной. Мрачное лицо не добавляло популярности. Его сторонились. Никто не обратил внимания на Fw-189[11], сделавший круг над разбитой колонной, а зря: через полчаса они внезапно услышали
Треск
мотора. Мотоцикл с коляской выскочил из-за поворота. Цепь не успела разбежаться, но успела пригнуться, и первая пулеметная очередь прошла над головами. Второй не случилось: Михалыч, вытаскивающий из крестьянской котомки какой-то незатейливый харч, зло махнул рукой в сторону мотоцикла. Мотор замолк, через секунду раздался хлопок, и мотоцикл вспыхнул. Бойцы, подбежавшие к мотоциклу, задумчиво крестились. Михалыч подошел позже, закончив с котомкой. Ветер сдувал пламя вправо от коляски. Не обращая внимания на то, что у пулеметчика пропала голова, Михалыч отцепил его руки от пулеметных рукояток и сдернул горячий пулемет с турели: «Пригодится.» Верхняя половина тела водителя свалилась на землю вместе с частью передней колонки мотоцикла, включая фару и руль, в который вцепились его руки. Михалыч пробормотал: «Перестарался» и сел на обочину, рассматривая пулемет. Второй мотоцикл выскочил из-за поворота и затормозил. Разглядев столб дыма и его источник, водитель резко развернулся и умчался. Последним исчез из вида хлыст антенны, намекнувший на будущие неприятности. Никто, кроме Семеныча, подходившего к месту действия со здоровенным Тыщкмбригом, мотоцикл не заметил.
10
Для Михалыча, эти события еще случатся и уже случились, он все время перескакивает с прошедшего времени на будущее и обратно.