Коля
шел вслепую: в голове звенело, мозг настолько отказывался понимать происшедшее, что перестал воспринимать реальность. Через четверть часа нарыв созрел и прорвался:
— Как это… Ты его… Он же — чекист! И комбриг… Так — не бывает… Не должно быть. Нет, Михалыч, так быть — не должно! Это — подрыв!
— Тебя же учили, что все люди — равны…
— У нас, у нас — равны — перебил Коля — у них — нет, там богатые угнетают.
— И я о том же. Значит, ты, чекист, комбриг и я — равны. Чего ж ты паришься?
— Они — командиры, представители. Партия… Дисциплина…
— Зеровые[6] командиры. Тебя в плен сдали и сами — там же.
— Так ведь вероломное… Даже товарищ Ста…
— Проснись: если вероломное — значит, верили, значит — каздаки доверчивые. Им — не страной управлять, а коров пасти, или что там у вас еще недоумки делают.
— Михалыч, ты же — Родину предаешь!!! Великий Сталин для нас…
— Стоп. Тихо. Давай, лес послушаем.
Они замерли. Коля переключился и деловито сказал:
— Так, с юга у нас дорога: моторы. Километра полтора, я думаю. Напротив, чуть правее и намного дальше — пушки, похоже — фронт. Ага, там — северо-восток. Слушай, нам еще далеко — на юго-запад? И где бы пожрать раздобыть?
— Ну вот, а я боялся, что у тебя совсем крыша поехала — Михалыч засмеялся.
— Как это — крыша? Куда поехала? Причем тут — крыша?
— Извини — серьезно сказал Михалыч. Мой косяк. «Крыша» — так еще не говорят. Я испугался, что ты с катушек… Ну, соображать перестал.
— Да нет — Коля наконец-то улыбнулся — я еще с глузда не съехал. Но ты — неправ! Партия — не ошибается!
— Конечно, не ошибается — легко согласился Михалыч. — Потому, что — не думает. Думать только люди умеют, и то — не все. А партии, племена, всякие коллективы — думать не могут: нет у них общей для всех думалки.
— За партию Сталин думает. Он мудрее всех. Его враги в нашей разведке обманули.
— Ладно. Тему закрываем. Нам надо как-то дорогу пересечь. Лучше — до ночи. Вот об этом и подумаем.
— Подумайте, подумайте — послышалось сзади. Их догнали
Прищуренный и Лоб
После ухода Михалыча, Тыщкмбриг выслушал эмоциональные реплики Лысого с Прищуренным и тихо сказал:
— Р*с*и*д*и! Вас надо — к стенке. За потерю бдительности. Жалко, у нас за глупость не расстреливают. — Чекисту: — Ты совсем чуйку потерял? — Комиссару: — А ты — м*д*к. Ослепли оба? Он же — совсем другой, вроде и не человек. Пули — не пробивают, штаны — не промокают. Проволоку под током — рукой, я видел. Не устает. Вот — по пуговице нас найти собирается. — Здоровенный выпутал пуговицу из травы и положил в нагрудный карман. — Его же надо аккуратно выводить, как щуку на крючке. А вы — д*л*о*бы…
Тыщкмбриг помолчал и продолжил:
— Так. Слушай приказ. Ты, комиссар, работаешь с личным составом. Список красноармейцев. Инвентаризация: оружие, патроны, медикаменты, пищевое довольствие. Чтоб больше никто не пропал. Настрой их по боевому. Про Михалыча — всем правильно разъяснить. Придумай — как. Действуй.
Дождавшись, пока Лысый отойдет, повернулся к Прищуренному:
— Найди рядового посметливей и догоняй нашего… подследственного. Скажешь — я послал помочь. Не залупайся, про «Вальтер» — забудь. Твоя задача — найти, где у него жабры. Когда встретимся, ты должен быть с ним на вась-вась. Понял? Может, это — главный шанс всей твоей жизни. Выполняй.
Прищуренный понимающе усмехнулся. Встал и сказал:
— Есть выполнять, Тыщкмбриг!
За несколько минут, Прищуренный идентифицировал Лба, как самого подходящего, и спросил:
— За что сидел?
— Сто шестьдесят вторая[7].
— Наколки покажи. — Лоб, не вставая, показал. — Кликуха есть? — Лоб сказал: «Лоб». — Встать. Пойдешь со мной.
Лоб встал, хитро подмигнул остающимся и пошел за Прищуренным. Через полчаса, Прищуренный нахмурился и выдавил:
— Ты — в хитрой такой разведке. Со мной. Накосячишь — пристрелю. Сообразишь, что к чему — Родина не забудет. Ищи следы, прошли двое, один — хромает.
— А звание ваше — какое?
— Старший майор, считай — полковник.
— Все понял, гра… товарищ полковник. Я постараюсь.
— Не старайся, а сделай. Запомни: чтобы ни случилось — не залупайся, а улыбайся. Свой тебе — только я. Понял?
— Так точно. — протянул Лоб, сомневаясь, что чекист может быть «своим».
Дальше шли молча, показывая друг другу редкие следы прошедших. Через час догнали Михалыча с Колей и вышли к