— Ой, прости, — кивнул он, — мои друзья — замечательные. И я должен сказать, что это советник из Третьего королевства решил, что я демиург, но это не так. Я взял кольцо, мне не хотелось, чтобы у вас началась война, а раз перемирие, то я должен раскрыть карты, у меня есть девушка, и я не собирался жениться на вас.
— На тебе, — машинально поправила его я, ощущая искреннее огорчение.
Мне Митиль нравился немного, самую чуточку.
— Да, — опять кивнул он, — но у нас отличные ребята, мне хотелось бы, чтобы ты перестала тревожиться и оторвалась! То есть я хотел сказать: танцевала, веселилась! Ты же не отдыхала последние несколько дней!
— Попробую, — честно ответила я.
Митиль провёл меня через какую-то боковую обшарпанную дверь. В небольшом зале играла странная музыка и было полутемно. Зал был декорирован необычно. Казалось, он состоял из зеркал. Зеркала светились серебристо на потолке, на стенах, даже на полу, на столиках и на стойке. Шестиугольные, без рам, маленькие и большие, они множили лица, изменяли пространство, и меня снова затошнило, будто я и не выходила из портала, а наоборот повисла в его зеркально ледяной пустоте.
Митиля затормошили, девушки и парни, все с разноцветными бокалами в руках, они заговорили разом, не слушая друг друга, перебивая и не замечая, ответили им или нет.
— Как хорошо, что ты приехал!
— Как раз на вечеринку подгадал!
— Прошлая игра без тебя была скучной, нет, правда, Митиль! Мы пришли последними, потому что ты уехал.
— А девица тоже из наших? Из ролевиков?
— Не совсем, это Александра Дерзкая, — представил меня своим друзьям Митиль.
Я сдержанно поклонилась. Он не сказал им, что я — принцесса, но мне хотелось забыть про этикет.
Девушки обнимали Митиля и целовали в щёку, молодые люди жали его правую ладонь. Мне сдержанно кивали. Девушки рассматривали меня без приязни. Их костюмы были странноваты, на мой взгляд. Почти все девушки носили узкие чёрные или синие штаны, но при этом туфли на высоких каблуках. Блёстки в волосах и на очень открытых блузках подчёркивали, что эти жалкие тряпки — вечерние наряды. Зато причёски у девушек были необычные: короткие и подсвеченные розовым, синим и зелёным. Полумаски ярких оттенков не скрывали красивые лица девушек. Молодые люди были без масок в обычных майках и пиджаках, штаны у них были точно такие же, как у девушек. Платье выбрала только я, и официантки.
Я села за пустой столик. Девушка, в коричневом платье и с шестигранным зеркальцем в волосах, поставила в центр зеркала на столике бокал с зеленоватой жидкостью с ароматом мяты. Сразу шесть округлых стаканов с дымчато-зелёным напитком отразились в гранях.
Друзья Митиля закружили его и потянули в сторону от меня. Мне казалось, что я потерялась в мерцании серебристых зеркал. Меня не было, только осколки отражений девушки с бледными щеками, ярко-синими глазами и золотистыми локонами рассыпались по всему залу.
Внезапно стало тихо. Странноватое бренчание растаяло во тьме, звякнув напоследок невнятными нотами.
— Макс! — закричали сразу несколько высоких девичьих голосов.
— Макс, Макс! — вторили им хрипловатые мужские голоса.
По светлой волне рук проплыла чёрная гитара, блеснув округлым лаковым боком, прогудев глухо гортанно струнами.
Я видела только тёмный силуэт, который не в силах были раздробить на осколки все зеркала этого мира. Музыкант стоял, прислонившись плечом к широкому столбу стойки, и молчал.
Одним резким аккордом он вошёл в музыку, как в ночное море, высокой волной мелодии нарушив спокойное течение созвездий.
Он кричал и шептал, он звал и просил, отталкивал и манил. И если бы захотел, увёл бы меня в свой мир, не похожий ни на один из тех, что я знала.
И толпа качнулась к нему, и отшатнулась от него, словно не люди это были, а трепещущие тени в зеркальной ловушке. Но когда он замолчал, иллюзия рассеялась. Его слушали люди, и на их лицах было столько сладостной тревоги и нежности, что я невольно посмотрела и на своё отражение, моё лицо повторяло их просветлевшие ставшие неверно прекрасными черты, на которые лёг зеркальный отблеск его мелодии.
Я разглядывала друзей Митиля, меня удивил их отклик на музыку и стихи, казалось, они чувствовали слова и мелодию как свои. Пропустила миг, когда ко мне подошёл он. Я узнала его глубокий, словно обращённый к моей душе голос. А вот слова… таких я не ожидала!
— У тебя и пупок проколот? — певец, задавший возмутительный вопрос, склонил голову к левому плечу.
— А почему ты об этом спрашиваешь? — обиделась я.
— Ну, как. Язык же проколот, значит, и пупок. Интересно, вот и спрашиваю.