— Горе ты наше, Сашка, — прошелестела она. — Куда тебя вороны унесли?
— Сюда. А ты можешь нашим рассказать, что я здесь? — слёзы наполнили глаза, но я представила злорадство привидения, и они высохли сами собой.
— Попробую, Сашка, — призрак подмигнул и исчез.
И мне тут же показалось, что Офелия пришла только в мой сон. За половину ночи я набрала магии, чтобы обратиться. Это я так думала, а если ошибалась? Поэтому я медлила, сжимаясь в крошечный комок на полу. Я сосчитала до трёх, и снова меня ударило болью изнутри. Вытерпеть не получилось и я закричала. Тут же двери распахнулись, и вбежали похитители.
Дознаватель попытался поднять меня с пола:
— У тебя… у тебя… — он не мог говорить, так тряслись его побледневшие губы, — кры-лья? — выговорил он с трудом.
Перед моими глазами оказалась его татуировка: чёрная роза темнела на белой коже, зловеще сжимаясь и растягиваясь.
— Пустите… — прошипела я, ощущая ужасную боль во всём теле.
Особенно ныли крылья, они были слабые, меньше, чем всегда. А дознаватель оказался сильнее, чем я думала.
Похитители столпились вокруг меня, а я рвалась из рук дознавателя, извиваясь, изгибаясь. Но он держал меня крепко. Неожиданно грохнуло и зазвенело. Выпала решётка, которую задел один из бандитов.
— Ты что?! Улететь хотела?! — проорал потерявший самообладание дознаватель.
— Нет, как можно? — буркнула я. — Решила только воздухом подышать и вернуться обратно.
Но он, не замечая моей иронии, продолжал ощупывать крылья, шепча под нос:
— Так не бывает. Нет у людей крыльев…Не-э-эт, — он вырвал одно перо, причинив мне резкую боль.
Рук у меня не было. Но колени остались на месте. Я ударила его изо всех сил коленом, и попала так удачно, что он откатился от меня в противоположный угол.
Похитители сомкнулись надо мной, но дознаватель прохрипел:
— Не смейте прикасаться к ней.
И они отодвинулись от меня.
А я увидела перед собой открытую дверь и рванулась к ней, падая и поднимаясь, теряя перья и шипя от боли.
К счастью, в доме была нормальная лестница. Я побежала вниз по ступенькам так быстро, как могла. Но схватиться за перила крыльями было невозможно, поэтому несколько пролётов я катилась, кувыркаясь и стукаясь боками о ступени, и выпала на улицу, проскочив в распахнутую дверь.
Повезло. Я кое-как поднялась на ноги и услышала громкий вопль из окна:
— Держите её! — это орал оклемавшийся дознаватель.
Значит, их было больше, чем пятеро. Точно! Ещё трое похитителей без масок бежали ко мне.
Они толкнули меня в снег лицом.
Очень больно.
Тут бы им следовало заломить мне руки за спину, но они стояли и молча таращились на мои потрёпанные и поломанные крылья, сияющие в лучах утреннего солнца, как рассыпавшееся по снегу золото.
Я не могла встать. Сил не было. Но кто-то поднял меня.
Это был Викториан.
Он вытер моё израненное лицо шёлковым платком, отделанным дорогим кружевом. Кружево показалось мне металлической тёркой, продравшей по ссадинам на щеках так, что болью отдалось в сердце.
Викториан?
В этом мире?
Что он тут делает?
Какой стыд! Я оборвана, начала обращаться и не смогла закончить, это считалось у нас омерзительным. Что он подумает обо мне?
Хотя…
Какая разница?
Кроме Викториана к похитителям, которые сыпались из дома один за другим, бежал Гаарветт, на его лице, обращённом ко мне, читалось такое сочетание любви и нежности, что у меня сердце ёкнуло.
Он что, правда, влюблён в меня?
За ним спешил сосредоточенный Андреас, его лицо светилось искренней нежностью.
И он?
Может ли такое быть?
Финист кусал губы и засучивал рукава, на его лице были только боль и отчаяние. Драться мой милый братишка умел, в университете научился, ведь каждый студент пытался упрекнуть его в безродности и неоправданной милости короля.
Они сошлись врукопашную с похитителями.
Маги так привыкли к заклинаниям, что никогда не брали с собой даже кинжалы и мечи. Но здесь магия изменила им.
Её просто не было.
Я заметила Митиля. Он дрался умело, быстро ускользая от ударов противников. Он успел даже подмигнуть мне и при этом легко уйти от удара в лицо.
Викториан накинул мне на плечи свой плащ и оттащил меня подальше от боя.
Он смотрел на бьющихся, не отрываясь, его губы шевелились, пальцы сжимались в кулаки, но оставить меня он не мог.
В толпе молотящих друг друга людей промелькнули серебристые кудри.