Они разбились на бригады по лабораториям. Представитель совхоза выделил им «урок»: прополоть каждому по две борозды от дороги до леса. А когда кончат — могут идти домой. Тотчас все принялись за дело. Но не успели прополоть и пяти метров, как заметили, что от деревни кто-то идет. Вскоре узнали Лару Николаевну.
— Лара Николаевна, Лара Николаевна! — дружно закричали женщины из ее лаборатории, замахали руками. Она тащила рюкзак.
— Мужчины, нахалы! Неужели среди вас нет ни одного джентльмена! — Лара Николаевна скинула рюкзак на землю. Но к ней уже бежали, подхватили рюкзак и понесли. И здесь впереди всех оказался Сережа Маврин.
— А я опоздала на электричку! Перед самым носом захлопнулись двери, такая обида! Хорошо, подвез какой-то дядечка! — гремела Лара Николаевна. Голос у нее был зычный. Да она, кажется, специально подчеркивала это. — Я так давно не была за городом. Какая прелесть! Землей пахнет. Ах!..
Лара Николаевна была, пожалуй, единственным начальником лаборатории, кто хоть изредка, но ездил в совхоз. Остальные обычно ссылались на занятость. Этим она тоже выделялась среди всех и завоевала особый авторитет среди подчиненных. «Она не такая, как все, она ездит! Начальник, кандидат технических наук, и вот — вместе с нами!»
Инна считала, что это показуха. «Умеет пускать пыль в глаза!» — подумала она и сейчас, с усмешкой взглянув на Лару Николаевну.
И здесь, как и везде, работали по-разному. Некоторые заметно вырвались, другие поотстали. Среди отстающих оказался и Белогрудкин.
— Юрочка, ты мышей не ловишь! — кричали ему.
— Кисонька, да ведь я выдергиваю только сорняки, а не все подряд, как ты. Посмотри, сколько у меня остается свеклы и сколько у тебя.
И действительно, на бороздках у Белогрудкина ботва была гораздо гуще и зеленее, чем на всех остальных. Он работал раздетый до пояса, в белых вязаных перчатках, в серебряных, с большими стеклами пляжных очках, на голове — яркая с длинным козырьком фуражка спортсмена-конника.
Инна же, в отличие от Белогрудкина, ушла вперед. Все время с ней рядом находилась Даша. Она старалась изо всех сил, чтобы не отстать. Инна видела ее раскрасневшееся лицо, спиральки рассыпавшихся волос, бисеринки пота вокруг глаз.
Буркаев работал в основной группе с Инной и Белогрудкиным. Ему пришлось пропалывать три борозды. Он оказался с краю, дальше поле было засеяно льном, — не оставлять же непрополотой одну борозду! «Конечно, тебе больше всех надо», — раздраженно думала Инна. Никому не досталось, а именно ему.
А вот Сережа Маврин успевал поработать со всеми рядом, и с теми, кто были впереди, и с тем, кто остался последним. Он забегал вперед метра на два, а затем возвращался закончить то, что оставил. Это у него называлось «челночным методом обработки».
Когда прошли уже половину поля, решили немного отдохнуть. Все потянулись к дорожке. Некоторые развалились на траве, другие пили из привезенных с собою термосов, жевали бутерброды. Вокруг Юры Белогрудкина чирикала веселая девчоночья стайка. Юра угощал всех черным арабским кофе с коньячком «для запаха». Достав из «дипломата» плоскую бутылку с отвинчивающейся пробкой, он наливал всем в эту пробку по капельке, и когда его спрашивали, какой коньяк, сколько звездочек, отвечал: «Самый лучший, золотце, молодой прапорщик». И, откинувшись, он так заливисто хохотал, что, глядя на него, и самому хотелось посмеяться. А хохотал он потому, что в бутылке у него был ликер, разбавленный крепким чаем.
Но всех поразила Лара Николаевна. Она развязала свой рюкзак и вытряхнула всевозможные технические справочники. А сверху в нем лежала портативная счетная машинка.
— Вы извините, товарищи, у меня совершенно нет времени, — сказала Лара Николаевна.
Она установила машинку на траве и тотчас принялась считать, дымя папиросой. Два техника из ее лаборатории листали справочники, помогая отыскивать нужные числовые коэффициенты.
— А где же Мишка? — поднялась Инна. — Куда убежал? — Она пошла к лесу, взглянув на Дашу, приглашая ее с собой.
Даша поднялась.
Они шли и не разговаривали. Только когда оказались далеко от всех и никто их не мог услышать, Даша, потупясь, как провинившийся ребенок, очень волнуясь, сказала:
— Я вас прошу, пожалуйста, никому не говорите о том, что вы вчера узнали. Я вас просто умоляю! Понимаю, что все это глупо. Даже смешно. Но я люблю его. И всегда буду любить. Я прошу у вас пощады.