Старик проводил взглядом жену, и когда за нею закрылась дверь, облокотился руками на стол, отодвинул лампу, чтобы свет не мешал глазам.
- Погляжу на тебя, ну и дурак же ты вырос,- сказал он почти благодушно.- Большой, а дурак. И не пойму, чего икру мечешь. А, промежду прочим, не мешало бы тебе знать законы Советской власти.
Иннокентий нетерпеливо перебил:
- Мне твоя проповедь, как чирей на заднем месте! Дело говори. Скоро светать будет.
Старик отмахнулся:
- Помалкивай и слушай, коли своего ума мало. Чего зубы скалишь? Ежели пораскинуть мозгой, то по закону к тебе не придерется никто. Вот он, новый-то уголовный кодекс.- Старик любовно похлопал рукой по книжечке в серой обложке.- Небось и в руки не брал?
- А на кой она мне? Кому нужно, тот нехай и читает.
- И опять же дурак! - отрезал старший Кален-ник, сплюнул в сердцах.- Словами бросаешься, что пустобрех какой. А книженция эта умная. Дай бог, тебе бы сотую долю знать, что в ней разъясняется.
Недаром Иннокентий был сыном своего отца: смекалкой его природа не обделила, понял, что старик заходит издалека, клонит к чему-то. Но куда - не дошло пока. Спросил:
- На кой мне сказки твои?
Отцовские глазки хитро блеснули:
- То-то и оно, что не смыслишь ни шута. Против тебя кто свидетель есть? Скажи.
- Свидетель?
Редкая бородка Каленника торжествующе взметнулась кверху, а скрюченный палец нацелился сыну в наморщенный лоб:
- Дошло?
Иннокентий пожал плечами:
- Развел турусы на колесах…
Тоненький смешок отца заставил умолкнуть.
- То-то же, что нет никого! Уразумел теперь, что один мальчишка супротив тебя, да и тот толком не знает, кто ты и что ты? Об этом подумал? Видать, нет.
А полные штаны наклал… Отца за грудки хватать, лишь на то и хватило умишка…
Лицо Иннокентия прояснилось,- прав старик, тысячу раз прав! И как только самому не пришла в голову такая простая истина!
Но, видно, отел думал иначе:
- Ничего тебе не ясно. Мальчишка, хоть и неважный свидетель, а все ж… Всякий сверчок нагадить может, ежели его вовремя не того… Вошка и та кашляет.
Иннокентий свел брови в узел, вместе со стулом придвинулся к столу:
- Опять не пойму, о чем толкуешь. Загадки мне не закручивай, устал я от них. Толком скажи, что нужно делать.
Старик поднялся, ощерил в зевке рот, еще полный крепких зубов:
- Пойду досыпать. Да и тебе пора убираться, пока не рассвело.- И направился к выходу.
Иннокентий вскочил, загородил дверь:
- Постой, батя. Раз начал, до конца скажи: убирать сопляка?.. За это, в случае чего, шлепка полагается! Куда ж толкаешь меня?
Старик поморщился, недовольный возвратился на место. За окном серел рассвет. Голосили петухи. Над левадой низко стлался туман. С явной неохотой старик отвернулся от окна.
- Хошь не хошь, придется тебе оставаться. Уходить поздно - светает. Утром обо всем потолкуем. Сейчас давай, что принес.- Он ткнул пальцем в живот Иннокентия.- Неплохо смастерил. Ишь, поясочек какой придумал! Не всякий догадается, где золотишко искать.
Отцовская похвала не тронула:
- Не дам. И это зажилишь.
Старик снисходительно усмехнулся:
- Опять же дурак! Боишься, что в могилу с собой унесу? Все твое будет.- Зевнув, добавил: -Подкинь маленько Виктору, и делу конец. Вот весь мой сказ.
- За какие такие заслуги я должен ему подкидывать? - Иннокентий подозрительно посмотрел в прищуренные глаза отца.
А тот лишь укоризненно покачал головой, нехотя обронил:
- Трясешься, как жмот. С мальчонкой сам, что ли, будешь возиться? Умник…
- Ну и ну! - впервые осклабился Иннокентий.- Тебе, батя, в министрах ходить, ей-богу!
XVII
По мере приближения к штабу пограничников Николай терял последние остатки спокойствия. Всякие страхи мерещились. Вот сейчас, как только войдет в эту зеленую калитку, начнется допрос! Само слово «допрос» вызывало в душе такое, что даже бросало в дрожь. Медленно, очень медленно шел он за старшиной, как можно дальше оттягивая предстоящие, нарисованные воображением страсти.
Вот и калитка. За нею часовой в зеленой фуражке, строгий, подтянутый, молчаливый. Под натяжением пружины калитка громко хлопнула, и Николай вздрогнул. Даже коленки задрожали. Николай остановился, умоляюще взглянул на своего провожатого:
- Товарищ старшина…
Кубладзе, как умел, успокаивал растерявшегося юношу:
- Не бойся, понимаешь? Ничего не бойся. Расскажи майору все до копеечки: про золото, про конверты. Я тебя учить не стану. Выкладывай сам.