— Серьезно! Дела! Ты как, разобралась со сном?
— Сразу, после этого тебе вот и звоню. Я применила самогипноз и восстанов свои сегодняшние сновидения поняла, что мой последний сон был под утро, а ты ведь сам знаешь, что в такое время ночи, людям сняться по большей части вещие сны.
Роман удрученно молчал, так как знал, что это было правдой. Такие сны снятся обычно ближе к пяти. Человеку за ночь, при здоровой психике, снится сразу несколько снов. Большинство из них он не помнит и в сознании остается лишь смутное воспоминание, самого яркого из них. Эти сны, снятся человеку в первой половине ночи. Когда же мозг полностью релаксируется, то есть очищает сознание для новых впечатлений, из глубины подсознательного, под самое утро, прорываются обрывки и яркие картины того, что люди прозвали "вещими снами". Именно при помощи таких вот снов и была написана таблица Менделеева и совершено множество открытий, как в области искусства, так и науки. Медиумы могут вызывать такие сны и видения по своему желанию. Среди них считается, что дети, сознание которых еще не сформировалось окончательно, как "мирская личность", обладают даром предвидения, так как их мозг еще не закрыт полностью для астрала и через свое подсознание они могут получать оттуда образы, что в ближайшем будущем могут стать реальностью. Древние знали, что любой ребенок это существо, которое до своего совершеннолетия живет, как бы в двух мирах. Особенно это развито у тех, кому не исполнилось еще трех лет. Маленький человек живет духом в отцовском начале, ну, а физикой и душою уже в материнской природе. Поэтому издревле и вошла в наш обиход поговорка — "Устами ребенка — глаголет истина!"
— Э-й… Сабака! Что бы ты всю жизнь работал на лечение своих детей!
Роман не сразу понял, что все это, ему желает ни кто иной, как цыганенок, который потеряв надежду на свою "законную добычу", решил сменить клиента, а на последок пожелать ему всего "доброго"! Перед тем, как попрощаться, таким вот своеобразным способом, пацан заблаговременно отступил на пару шагов, что бы в случае чего дать "срекоча".
Реакция Романа была неожиданной даже для него самого. Расстояние в пять шагов он преодолел за какую-то секунду. Вот он сидит на скамейке… Вьють… И вот его правая ладонь, отвесила удивленному байструку приличный подзатыльник, от которого цыганенок пролетел несколько шагов и со смаком врезался в полную урну.
— А-а-а. — заголосил он испуганно. — Убивают!
Роман подошел к нему твердой походкой и взяв того за шкирку, легко поднял в воздух. Труханув несколько раз, он поставил его на асфальт, и смотря прямо в его черные глаза, тихим голосом прошептал:
— Дай Бог, что бы этот подзатыльник, стал для тебя уроком. Отныне, как только с твоих уст будет срываться "гадость", ты будешь чувствовать только что пережитую боль. Может хоть это, отвадит тебя в дальнейшем от пожелания добрым людям — худого! Понял ли ты меня?
Цыганенок словно китайский болванчик быстро закивал своими чернявыми кудрями.
— Повтори мой наказ.
Мальчуган, словно робот, монотонно повторил все, что было ему до этого сказанного. Утвердительно кивнув головой, Роман отпустил ворот его куртки и снова направился к мокрой скамейке.
— Папа, что там происходит?
— Ничего, зая, все нормально. Слушай меня внимательно. Все время, что я буду отсутствовать, веди себя осмотрительно. Я позвоню Ирине и попрошу, что бы она тебя не отправляла в школу. И еще… Я буду звонить тебе, так часто, как только смогу. Ты тоже в случае чего, сразу же отзвони мне на мобилу, или скинь сообщение на емайл или в асбьку. Добро?
— Да, пап. Хорошо.
— И помни! Коли пропадет любая твоя вещь, и через денек другой ты ее вдруг найдешь, не вздумай брать ее в руки. Подбери ее совком и в камин. На ночь не оставляйте открытыми форточки. И помни Лика — каждую ночь твори молву своему покровителю. Он обязательно поможет в случае лихоимства. Добро?
— Да папа. — чуть повеселев сказала Лика.
Прогуливать школу любят все дети. Его дочка в этом отношении так же не была исключением из правил.
— Береги себя.
— И ты тоже. Ну тогда все, пока.
— До встречи!
Рома закрыл ракушку мобилы и уставился на пеструю компанию, что направлялась в его сторону. Среди нескольких цыганских женщин вышагивал молоденький сержант милиции. Спереди, быстрым шагом шел неудачник-попрошайка, и указывая в его сторону своим грязным указательным пальцем, что-то в захлеб объяснял всей этой "честной компании". Когда разноцветные юбки подошли практически в плотную, Роман встал со скамейки, и поставив во внутренний карман пиджака свой телефон, хмурым взором уставился на только что подошедших.
— Гражданин, вы что это себе позволяете!? А ну предъявите ваши документы. — самоуверенно потребовал страж порядка.
— Ты что сержант, вообще страх потерял? Забыли, как надо представляться перед этим самым гражданином?
Милиционер опешил. Обычно его здесь все боялись. Он "крышевал" над местными попрошайками, карманниками и щипачами, к тому же был привыкший "рубить" здесь — на вокзале, пару сотен даже с тех приезжих, кто имел документы в полном порядк, а уж о всяких там гастробайтерах и говорить не приходилось. В общем, вокзал он считал своей вотчиной, в которой он был полновластным господином. Однако порядок есть порядок. Уставившись мутными, белесыми глазами на стоящего перед ним "лимиту", он скорчил недовольную физиономию, и что-то отрапортовал себе под нос.
— Я не расслышал вашей фамилии сержант и не заметил, что бы вы отдали честь? — Ромин голос сейчас походил на скрип пенопласта по стеклу.
— Ай, ромавэ! Вы только поглядите на этого пижона. — тяжелые золотые серьги большой цыганской матроны, при каждом ее жесте, издавали звонкую трель.
— А штоб у тебя рука отсохла, поднявшаяся на моего сына. — вступила в разговор вторая женщина.
Шлеп… — и звонкая пощечина слилась с едтиную гамму с заголосившей во все горло женщиной.
— Да что ты себе позволяешь? — страж порядка потянулся к своей кобуре.
— Что тут происходит? — донеслось с сзади.
Все присутствующие, включая Романа, уставились на двух здоровенных детин, что теперь выглядывали из-за спин цыганского табора.
— Э-э… — попытался сориентироваться милиционер, — А вы кто, собственно говоря, будете?
— "Дед Пихто", молокосос.
Говоривший был одет в очень дорогой костюм и кожаное пальто. Из его, расстегнутой на две пуговицы рубашки, виднелся огромный, в два пальца, золотой жгут.
— Так… — с глубокомысленным выражением лица протянул второй. — Мертвые есть? Нет… Ну, тогда, Роман Александрович, почапали с нами. Ведь мы не обознались, Роман Александрочичв?
— Не обознались. — согласился Роман и поправив на своем плече сумку, в котором покоился "нотбук". Взял в левую руку походный рюкзак, где находилась сменная одежда и другие личные вещи, он направился прямо на в толпу, которая впрочим, незадумываясь расступилась.
В последний раз, посмотрев в глаза цыганенка, он тихим голосом заметил.
— Помни о своем приобретенном опыте, может для тебя еще не все потерянно.
— А соси ты… У-а-а. — пискнул байструк, схватившийся за внезапно разболевшуюся часть головы в области затылка.
— Помни! — удовлетворенно кивнул уже сам себе Роман и направился за своими провожатыми.
Остановившись в дверном проеме на выходе из общественного туалета, он сложил себе под ноги обе свои сумки и простер свою правую руку в верхний угол, а левую в нижний. После чего крестообразно, десять раз, поменял их положение.
"Кислый" и "Шнырь" смотрели на него как на идиота. Впрочем, не только они. Несколько посетителей также обратили внимание на манипуляции незнакомца.
— "Кислый", че это с ним?
— А я знаю? Все они колдуны на башку пришибленые. Моя бы воля, всю бы их "братву" отправил бы на костер, как это делали с ними в средневековье.
— Где, где? — не понял "Шнырь", который в отличие от птицы "Говоруна" с измальства не отличался ни умом, ни сообразительностью, за что, впринципе, и отсидел три срока.
— В пи..е. Тебе-то какая разница? — раздраженно наехал на него "Кислый".
— Что умный, да! То же мне, "бригадир" нашелся!
— Ты еще поговори у меня. Все, кончай базар, вон, колдун закончил свой танец. Бери его сумку, а то еще пожалуется "пахану", что мы были к нему невнимательные. Тот нас тогда поимеет во все щели.
— Я что носильщик? — оскорбился "Шнырь", выпятив вперед тупо-образный подбородок, от чего сразу же стал походить на здоровенную гориллу.
— Бляха-муха, Шнырь! Ты меня уже задрал за сегодняшнюю ночь. Сейчас ей богу получишь по морде.