Он едва успел отшатнуться, когда мимо него на страшной скорости пронесся состав метро. То ли Истомин подбежал к краю платформу уже после того, как поезд, разогнавшись, заспешил в черный тоннель, то ли машинист по какой-то причине вообще решил не останавливаться на станции. Истомин огляделся — народу на платформе было много, и никто в общем-то не удивился тому, что мимо на такой большой скорости и без остановки промчался поезд. Истомин пожал плечами. Он знал, что по утрам народ в метро соображает медленно, ничего не замечает вокруг и вообще ведет себя как-то странно. Истомин отошел к стене и прислонился к ее холодной поверхности. Читать было нечего, и он, в ожидании следующего поезда и уже слыша его надвигающийся гул, закрыл глаза.
На работе еще никого не было — Истомин даже удивился, что пришел раньше всех, хотя, казалось, вышел из дома позже, чем обычно. Усевшись на свой стул, он на некоторое время уставился в серый пыльный монитор. В стекле монитора отражалась недовольная физиономия самого Истомина, две лампочки на потолке и стол коллеги Лидочки, на котором в творческом беспорядке были разбросаны какие-то журналы, стояла чашка с синей кошкой, вазочка с засохшими еще на прошлой неделе кустовыми розочками и лежало что-то, чего в отражении было не разобрать. Коллеги пока не было — она всегда опаздывала, а в те редкие дни, когда приходила вовремя, минимум час красила ногти, причесывалась и наполняла помещение приятным запахом дорогой парфюмерии. Истомин иногда думал о ней, но мысли его были непонятны ему самому. Порой, проходя мимо ее стола, он на секунду задерживал взгляд на завитках ее светлых волос, на тонкой шее, на крошечных золотых сережках, и тогда его мысли становились еще более непонятными. Истомин закрыл глаза и представил себе Лидочку в белой полупрозрачной блузке, пуговицы на которой, словно случайно, были расстегнуты чуть откровеннее, чем того требовала работа в душном офисе.
Вечером, сидя перед телевизором на продавленном диване, Истомин лениво нажимал на кнопки пульта, бесцельно переключая каналы. По всем программам шла реклама, назойливо предлагающая покупать ненужные вещи, потому что их присутствие в жизни сделает эту жизнь настолько лучше, насколько это возможно. С каждым рекламным роликом голос, навязывающий продукты питания, бытовую химию и предметы личной гигиены, становился все громче, и Истомин в очередной раз нажимал на кнопочку регулировки. Но реклама все не заканчивалась, и тогда он выключил телевизор. Соседи за стеной о чем-то спорили — их перебранка была слышна не так отчетливо, чтобы разобрать предмет спора, но настырно. Истомину хотелось тишины, легкой прохлады и, может быть, шума океана. Правда, он никогда не видел океана и даже не предполагал, как звучит океанский прибой. Но он был уверен, что звук набегающих на берег волн ему понравится. Вместо этого он сидел на продавленном диване и слушал гул голосов соседей, которые все никак не могли выяснить отношения. Истомин закрыл глаза и попытался представить Лидочку или худую азиатку из рекламы кроссовок. Но почему-то увидел перед собой нищего, которого каждый день встречал в метро. Истомин расстроился и сильно зажмурил глаза. Нищий пропал, но никаких других образов не появилось. И как раз в этот момент трубный рев с небес возвестил о Конце Света. Истомин открыл глаза и потянулся за будильником. Он прислушался к ленивым автомобильным гудкам с улицы и решил немного полежать с закрытыми глазами. Только откинул мокрый от пота пододеяльник, из которого еще с вечера вытащил одеяло.
СУББОТА
Что-то, подумал хозяин маленькой часовой мастерской Марк Самуилович, давно у нас не было погромов… Погромов в их местечке и правда не было давно. Уже года полтора обитатели грех еврейских кварталов за чертой города жили более или менее спокойно.
Нет, конечно, почти ежедневно случалось, что какой-нибудь загулявший горожанин из местных спьяну пугал евреев зычным матом. Особенно отличался Егор — кузнец с такими огромными ручищами, что поверить в их существование, если не видеть, было невозможно. Впрочем, большинство из тех, кто видел эти ручищи, помнили о них еще долго: Егор, как выпьет, не мог спокойно пройти мимо, встревал в любой разговор и тут же зверел, а пил Егор постоянно. Попадало от него и евреям, и прочим: Егор не делил людей по их вере, справедливо считая, что Бог у всех один, а значит, и по мордасам все должны получать одинаково. Сам Егор по мордасам не получал, то ли потому, что в Бога не верил, то ли по какой другой причине.