Строчки снова заговорили:
Как там наше деревце? Если не врут, в это лето должно начать плодоносить. Может, сваришь варенье из первых яблочек? Приеду — попробую!
Не получилось — всего-то уродились несколько яблок, вкусные, правда. А на другое лето…
Дверь скрипнула. Вошедший кашлянул, потоптался на пороге. Элен улыбнулась краешком губ — приветливо и самую малость снисходительно.
— Чайник горячий, — сказала, не оборачиваясь.
— Спасибо.
Гость не стал заниматься чаем. Устроился в кресле; краем глаза Элен видела его силуэт, но от чтения писем не оторвалась. Кошка встретила гостя более радушно — с восторженным мурчанием полезла к нему на колени.
На фоне обоев в ситцевый цветочек, кружевных салфеток и миниатюрных горшков с фиалками человек казался особенно неуклюжим: длинный, худой, в плаще из прорезиненной ткани — вовсе уж не по погоде. Не снял его, садясь в кресло.
— Послушай…
— Давай не будем заводить все сначала? — Женщина отложила письма, повернулась к нему. — Может, все-таки чаю? Еще есть отличный яблочный морс.
— Какого года урожай? — спросил гость.
Элен усмехнулась по-доброму, словно неудачной шутке хорошего человека.
— Свежего!
На пустыре мальчик выгуливал собаку. Фокстерьер носился взад и вперед; мальчик не беспокоился за него — а сам больше интересовался роскошной яблоней. Она росла посреди пустыря, никто уже не помнил, откуда она тут взялась. Рядом, в траве, присмотревшись, можно было обнаружить фундамент дома, разрушенного до основания. Но остатки жилья мальчика не волновали, он нацелился на яблоки. Другие мальчишки и девчонки порой собирали их тут — сладкие, крупные, желтые с алыми полосами. На нижних ветвях плодов давно не осталось, и мальчик раздумывал — попробовать сбить яблоко палкой или все-таки залезть наверх. Но если, не дай бог, разорвешь рубашку или штаны, бабушка уши открутит.
Она, правда, по-любому открутит, узнав, что он гулял на этом пустыре: хотя землю тут давным-давно прочесали, все равно боится, вдруг остался какой неразорвавшийся снаряд. Да если б… сами сколько искали с приятелями, одни камни, палки и ржавые железные лоскуты.
Войны мальчик помнить не мог — двадцать лет прошло, как-никак. Жалел, что поздно родился. Вот если бы, он бы… но не повезло!
Для очистки совести свистнув веселому терьеру, — мол, сюда я случайно зашел, с собакой гуляю! — он потянулся к ветвям.
— Сколько живут яблони? — спросила Элен, ставя-таки перед гостем чашку с горячим напитком. — Мне бы хотелось думать, что вечно, да ведь это не так.
— Лет сорок-пятьдесят…
— Ну так еще немного потерпите без меня. — Она улыбнулась.
— А он?
— Душу-то не трави! Ты сам говорил когда-то — у вас время идет по-другому. Совсем по-другому. — Она покачала головой, чуть свела брови, словно выговаривала за шалость ребенку. — И встретимся, будто день миновал… Знаешь, как мы ее посадили?
— Ты не рассказывала.
— За три года до того, как он ушел воевать. Вычитал где-то: в старину полагалось — у дома должен быть свой хранитель, дерево. Я предлагала ель — наряжать к празднику, но он убедил, что яблоня лучше. Праздник, мол, мы себе и без елки устроим, а яблоки — это же вкусно. Уверен был — если дерево холить и лелеять, оно отблагодарит. И отблагодарило же! Ты погляди какие… А саженец мы вдвоем в ямку поставили и поливали вдвоем. И ведь уцелела. Смотрю — и душа радуется! Жалко, он урожая так и не увидел. — Элен поглядела на гостя просительно: — А может, хоть баночку варенья передашь? Или пирог — испеку и тебя угощу? Ну не хмурься, все у вас там не по-людски…
Мальчику удалось наконец сбить с ветки румяный шарик. С наслаждением подняв яблоко с земли, он вгрызся в ало-желтый бок, не позаботившись стряхнуть частички земли. Вкусное же, нигде таких больше нет, ни у друзей, ни на рынке. Говорят, на этом пустыре иногда странное чудится. Вечерами как будто горят огни домика… днем, правда, ничего не видали. И жути никакой — напротив, хорошо так, спокойно.
А бабушка все ворчит: «Пора бы убрать этот рассадник синяков и царапин», пустырь то бишь. Вроде как много лет что-то тут собираются строить, да все никак. Соберутся — и передумают. Ну и хорошо, зато яблоня!
А в дом, который тут был когда-то, говорят, бомба попала. И земля давно уже ничья — наследников нет.
— Послушай, упрямая ты женщина! — Гость, раздосадованный, крошил на салфетку печенье, сам этого не замечая. — Из-за тебя, можно сказать, мироздание наперекосяк, а ты варенье тут варишь!