— Да ведь срубят ее в тот же день, как я отсюда уйду. — Элен отхлебнула из чашки морс, глянула в окно, на мальчика, который вновь запрыгал вокруг яблони, пытаясь стрясти с веток плоды. — Домов понастроят… А она — живая, как можно!
— Ну живая, — нехотя согласился тот и замолк, нахохлился, словно огромная нескладная цапля с мятыми крыльями.
Элен склонилась к нему:
— Вот сам ты — все ходишь, ходишь… зачем, спрашивается? Знаешь ведь, что я скажу.
— Работа такая, — хмуро ответил гость и вдруг улыбнулся, став похожим на проказливого школьника: — Ну и тебя повидать! Ладно, муж у тебя не ревнивый!
— Он у меня лучший. — Женщина засветилась будто, сгребла кошку в охапку и принялась гладить. — Вы там ему передайте — так мол и так, любит, ждет встречи, но дитя наше единственное бросить никак не может. А время подойдет — что ж, задерживаться не стану.
Некод Зингер
КЛАД
Старинное чешское предание гласит, что во времена короля Ладислава Второго в Златой Праге, неподалеку от королевского дворца, у самых Пороховых ворот, жил с женою и детьми королевский ткач Кокот. Весь день Кокот добросовестно трудился, непрестанно вздыхая, а ночами ходил по дому, обстукивая стены и пол. Дело в том, что умерший еще при прежнем короле дед Кокота завещал внуку скопленный праведными трудами нескольких поколений горшок золота. Дед спрятал его где-то в доме и отдал Богу душу, передав секрет клада своему сыну. Но прежде чем Кокот достиг совершеннолетия, злодеи заманили его отца, хранившего секрет клада, на Стрелецкий остров и попытались пытками выманить у него тайну. Бедняга умер, но тайну унес с собой в могилу. Сколько ночей ни искал законный наследник, давно уже достигший совершеннолетия, свое наследство, оно никак не давалось ему в руки.
Однажды ненастной зимней ночью 1505 года от Рождества Христова в его дверь постучался босой и оборванный длиннобородый старик, назвавшийся Йозефом. Йозеф не сообщил Кокоту, откуда пришел, он лишь попросился на ночлег. Королевский ткач пожалел престарелого бродягу и уложил его спать в своей мастерской, накормив сыром и напоив пивом. Гость озирался, словно стараясь припомнить что-то виденное давным-давно. А наутро благодарный странник велел хозяину взять кирку и следовать за ним на двор, отмерил несколько шагов от стены и велел ему долбить в этом месте. Стоило Кокоту раза три ударить там киркой, как открылась каменная кладка, а под ней вскоре обнаружилась пустота. Надо ли добавлять, что именно там а был спрятан горшок с золотом. Йозеф рассказал хозяину, что много лет назад он уже приходил в Прагу в такой же непогожий день и его приютил в этом самом доме добрый ткач, которому он помог зарыть этот самый горшок, предназначенный для внука. Так обрадовался Кокот, что даже не подивился доверию, которое его покойный батюшка оказал безвестному оборванцу, скорей побежал показывать сокровище жене и детям, а когда они немного пришли в себя от радости, гласит легенда, то обнаружили, что старик Йозеф исчез. В Праге его больше никто не видел, ибо, отказавший в помощи страдальцу Иисусу, несшему крест свой на Голгофу, обречен был в нищете скитаться по свету в ожидании Страшного суда, пытаясь искупить свой страшный грех тем, что открывал беднякам клады.
А много ли найдется праведников, ни разу в жизни не отказавших человеку в помощи? Или оттого, что человек, которого послали куда подальше, был наделен некоторыми особыми силами, то есть способен был, вопреки своей ангельской кротости, крупно отомстить обидчику, сглазить его, всерьез проклясть, что-то в корне изменяется в миропорядке? Козлы запевают и агнцы свищут? Впрочем, не наше это дело — решать вопросы миропорядка, иначе можно до таких парадоксов дойти, что читатель испугается интеллектуальной и моральной расхристанности автора и вовсе перестанет читать. И это будет автору очень обидно, потому что он вовсе и не собирался рассуждать ни о боговом, ни о кесаревом. Просто напомнил, что было, говорят, такое едва ли не сверхъестественное происшествие в Златой Праге времен Ладислава Второго.
Гораздо важнее, а главное, интереснее читателю знать не то, насколько справедливо или не очень-то устроен мир, а то, что четыреста сорок лет спустя, в ненастную зимнюю ночь, хоть и без снега, но с грозой, на берег далекой, богом забытой и спорной территории, управляемой по мандату Лиги Наций губернатором его величества, короля Великобритании и Северной Ирландии, высадилась группа нелегальных иммигрантов. В этой группе была нестарая еще женщина, страдавшая частичной потерей памяти.