Юноша задумчиво перебирал в руках позолоченный жезл, стараясь вникнуть в мои слова, постичь их скрытый смысл. А ведь я говорил ясно, не так, как делали это другие придворные. Читал ли молодой фараон послания Хоремхеба? Знал ли о том, что вокруг Кемет всё теснее сжимается шипящее кольцо ядовитых змей?
— Благодарю тебя, Эйе, — сказал он наконец, — я рад, что склонил слух к твоим речам. Я доволен тобою, Эйе, иди...
Мне, сыну верховного жреца Амона-Ра в древней столице фараонов, супругу кормилицы царицы Нефр-эт, советнику могучего Аменхотепа III, нелегко было стать служителем царственного солнца. Царский дом был моим домом, иного у меня не было, иных детей, кроме детей царского дома, у меня не было, два моих сына покинули этот мир один за другим ещё в младенчестве. Боги наделили меня умом и проницательностью, они не отказали мне даже в красоте, которая стала явственнее с годами. Глаза мои были зорче глаз сокола, но они были и глазами ночной птицы, ибо умели видеть в темноте. Никогда не было в стране Кемет такой темноты, как в дни владычества царственного Солнца...
Царица Тэйе не доверяла мне, ибо сама хотела быть первой советчицей своего мужа. В её глазах я был тем, на кого ей было больно смотреть, — кровь, струящаяся в моих жилах, была более древней и знатной, чем её. В дни могущества Амона и я мог бы стать могущественным, но тогда не пришло ещё моё время. Не пришло оно и сейчас, хотя близится к концу могущество Атона, хотя Кемет бурлит, как воды Хапи во время великого разлива, хотя каждый новый камень, брошенный в старых богов, может вызвать страшную бурю. Древняя столица фараона не смирилась, правители дальних степатов в настенных надписях своих гробниц ставят рядом имена Амона и Атона, а то и вовсе забывают последнего. Фараон, охваченный безумием, приказал уничтожить изображения богов в посланиях иноземных царей. Вот и не стало богов, вот и сам могущественный Атон превратился просто в царствующего фараона. Тэйе умела сдерживать необузданные порывы своего сына, она была владычицей жезла, Эхнатон же — воистину владыка плети...
Ко мне привели человека, покрытого пылью, измученного, едва державшегося на ногах. Он упал к моим ногам и не мог подняться, пока я не приказал двум рабам поднять его. Человек едва дышал, и нельзя было понять, сколько ему лет, потому что лицо его казалось лицом древнего старца, так был он измучен. Я приказал дать ему напиться, но предупредил, чтобы он пил медленно, ибо для иссушенных внутренностей вода могла стать смертельным ядом. Только после этого он смог разомкнуть окровавленные, спёкшиеся губы, и я узнал, что он прибыл из Она[81], чтобы рассказать о готовящемся покушении на жизнь его величества Эхнатона. Он сказал, что жрецы бывшего храма Пта[82] послали в Ахетатон человека, который должен подкупить одного из телохранителей фараона и занять его место во время торжественного жертвоприношения в Доме Солнца и убить Эхнатона, когда его величество в сопровождении только брата-соправителя направится к жертвеннику в глубине храма. Ни лица этого человека, ни его имени пришедший ко мне не знал, но знал только, что он очень искусен и что сердце его полно ненависти. Кто был сам гонец, прибывший ко мне, действовал ли он сам или по чьему-нибудь повелению, я не успел узнать, потому что на губах этого человека показалась кровавая пена и он отправился в Аменти раньше, чем я успел узнать его имя и вознаградить за преданность Великому Дому. В мучительных сомнениях провёл я долгие часы, размышляя над тем, должен ли я предупредить Эхнатона о грозящей опасности или попытаться самому отыскать преступника и предать его казни. Опыт подсказывал мне, что преступник может быть не один, что в случае неудачи его может заменить второй, и я решил положиться на волю могущественных богов и сменить телохранителей в самый последний миг, когда убийце будет казаться, что он близок к осуществлению своей цели и ничто не может ему помешать. Так будет лучше всего, рассудил я, и никто на свете не знал, что целую ночь и целое утро вслед за этим в моих руках была жизнь доброго властителя страны Кемет, царственного безумца Эхнатона, а может быть, и жизнь его брата, поневоле разделившего с ним страшную в те дни судьбу правителя великого государства. В Доме Солнца будут все члены царской семьи, кто знает, что может случиться? Все жившие в тени венца Эхнатона стояли на краю гибельной пропасти.
82