- Что это хоть такое - сетевая экономика? - спросил Киреев.
Белая вновь одарила его очаровательной улыбкой.
- Анатолий Сергеевич, вы же - экономист. Разберётесь.
"Наверно, всякие там платежи в интернете и прочие форексы", - подумал Киреев, выходя из кабинета заведующей.
На кафедре Джибраев огорошил его заявлением:
- Анатолий Сергеевич, научный руководитель требует больше литературы на иностранных языках. Что делать - ума не приложу.
- Фрейдун Юханович, - медленно сказал Киреев. - Я посмотрел вашу работу. Там дел невпроворот. Да ещё литература. Меньше, чем за сорок тысяч, не возьмусь.
Джибраев испуганно взмахнул чёрными ресницами.
- Но мы же с вами договорились...
- Тогда я ещё не читал вашей диссертации, - отрезал Киреев.
Сын знойной Месопотамии развёл руками.
- Вы же знаете моё положение...
- А вы войдите в моё, - резко ответил Киреев. - У меня и так обязанностей выше крыши.
- А разве Шрёдер не обещала вас разгрузить? - подал голос Вареникин.
- Шрёдер обещала, а Белая накидала новых.
Вареникин усмехнулся.
- Для вас это неожиданность, Толя? Пора уже понять, что наше начальство - как тот чукча, который бросает кирпичи в воду. Кирпичи - это обязанности. Погружаясь на дно, они достаются тем, кто ниже всех в институтской иерархии. А чукча удивляется, почему кирпичи прямоугольные, а круги круглые.
Киреев сел за свой стол и вздохнул.
- Что поделать? Не получается у меня отстраниться.
- А вы попробуйте, - посоветовал Вареникин, покручивая ницшеанские усы. - Всё лучше, чем сообщать мирозданию очевидные вещи.
- Иногда, - тихо промолвил Киреев, - нужно говорить очевидные вещи, чтобы они продолжали быть очевидными.
- Прекрасно сказано. Вот эту фразу и выбьют на вашей надгробной плите.
Киреев отмахнулся.
- Вам бы, Александр Михайлович, всё шутить. Скажите лучше, как там с нашим творческим коллективом?
- Всё готово. Надо только оформить по образцам.
- А у вас, Фрейдун Юханович? - просил Киреев.
Но борец за права армян пребывал в ступоре, оглушённый суммой, которую ему озвучил коллега. Кирееву пришлось ещё раз окликнуть его, чтобы тот пришёл в себя.
- Нет, - рассеянно ответил Джибраев. - Я вчера целый вечер контрольные проверял, - он кивнул на стопку идеально сложенных тетрадей, лежавшую на полке. - И вообще, кому это надо...
- Ну, если вам не нужны деньги...
Джибраев поднял на него взор, полный боли. Такими глазами, должно быть, его предки созерцали пожар Ниневии и гибель библиотеки Ашурбанапала.
- Сорок тысяч - это окончательная цена? Вы не будете её больше поднимать?
- Клянусь вам, Фрейдун Юханович. Ещё и автореферат вам сделаю. Хотите, оформим договор?
Джибраев подумал и замотал головой.
- Нет, не стоит. Я вам верю.
- Кстати, коллеги, - сказал Киреев, - я говорил вам, что Белая попросила сверстать сборник в честь годовщины победы?
- Ну это уж чересчур! - воскликнул Джибраев, вскакивая со стула. - Что мы ей, рабы?
- О чём речь! - спокойно произнёс Вареникин, улыбаясь. - Сделаем.
- Тогда я беру на себя обложку. Есть у меня пара идей.
- Дерзайте, - ухмыльнулся Вареникин.
Джибраев в знак протеста вообще отказался участвовать в коллективном проекте и ушёл домой, а вернее, в студенческое общежитие, где жил уже десятый год. Киреев и Вареникин остались на кафедре вдвоём.
До позднего вечера Киреев лазил по интернету, выискивая изображения для обложки - такие, чтобы вогнать в оторопь всех причастных к сборнику. Азарт его, сам того не желая, подогрел Вареникин, который оформлял за соседним столом заказанный Белой проект творческого коллектива. Не удовлетворённый полученными от начальницы образцами, Александр Михайлович наведался в её кабинет (сама Белая уже ушла домой) и там, копаясь в папке исходящих документов, случайно обнаружил ходатайство о получении материальной помощи по сиротству для племянника завкафедрой. Племянник этот учился в институте и сиротой, насколько было известно, отнюдь не являлся. Ходатайство (а вместе с ним - и несколько предыдущих) Вареникин торжественно зачитал Кирееву.
- Ну всё, сама нарвалась, - прорычал Киреев и принялся лепить в фотошопе самую устрашающую обложку, которую смог придумать.
Закончив, он с довольным видом откинулся на спинку кресла.
- Вот, Александр Михайлович, полюбуйтесь.
Вареникин перегнулся к экрану его монитора и шевельнул усами.
- Хм, смело. На скандал нарываетесь?
На картинке за спинами радостных советских солдат догорали руины рейхстага, а чуть выше красовалась огромная медаль "За победу над Германией" с профилем Сталина.
- Творческий эксперимент. Посмотрим, что скажут.
К покойному вождю народов Киреев не испытывал особых симпатий, но уж очень хотелось полюбоваться на рожу Белой, когда она это увидит, а заодно уколоть директора краеведческого музея, который финансировал всё мероприятие. Директор был известным либералом и при имени Сталина наливался кровью.
- На сегодня я закончил, - сказал Киреев, бросая взгляд на часы. - Двадцать минут одиннадцатого. И кто нам оплатит это время? Эх... Вы как хотите, а я домой.
- Да и мне пора, - сказал Вареникин.
Обложку сборника Белая ожидаемо завернула.
- Вы что, с ума сошли? - прошипела она. - Немедленно уберите Сталина. Не хватало нам ещё неприятностей с городской администрацией! И солдаты у вас не в полный рост. Что за безобразие?
- Они такими были на оригинальном фото, - буркнул Киреев.
Завкафедрой сузила лисьи глаза.
- Не испытывайте моё терпение, Анатолий Сергеевич.
Сказано - сделано. Медаль Киреев заменил на орден Победы, а вместо солдат вклеил другое фото - с танком на фоне того же рейхстага. Танк стоял кормой к зрителям и имел на башне надпись "боевая подруга".
- Это вы так Белую увековечили, - громыхнул смехом Вареникин.
Глава третья
Гость из Якутска
Георгий Николаевич Слепцов возглавлял кафедру философии Восточно-Сибирского федерального университета в Якутске, чьим филиалом являлся Туунугурский политех. Именно ему выпало на долю править диссертацию Салтыковой, и он до сих пор вздрагивал, когда слышал эту фамилию. Холёное якутское лицо его сразу становилось испуганно-напряжённым, а любезная улыбка превращалась в оскал.
- Завтра повезём вас в Усалгу на шашлыки, - с энтузиазмом сообщил Киреев, сажая прибывшее светило в машину, которая должна была отвезти его из аэропорта в гостиницу. - Лидия Васильевна передаёт привет и извиняется, что не смогла встретить лично - у неё лекции.
Слепцов кисло улыбнулся, с такой безысходностью посмотрев в лобовое стекло, словно его везли в ГУЛАГ.
По пути Киреев развлекал учёного рассказами о достижениях Политехнического института, попутно выясняя, над чем сейчас работает прибывший корифей. Вопрос был не праздным. От ответа зависело, чему будет посвящена киреевская диссертация.
Это только несведущие люди думают, будто кандидатская, а тем более докторская, должны открывать новые глубины. В действительности диссертация - это штамповка, вся соль которой в налаженном производстве. То, что у нас считается научной школой - это когда некий авторитет подминает под себя тему, и те, кто попадают с ним в сцепку, встают на конвейер: у них есть готовый предмет исследования и образцы, а материалы им спускают. Диссовет у такого авторитета ручной, к защите принимает всё. На выходе имеется куча однотипных диссертаций, обсасывающих некий объект со всех сторон. Примеры этого были у Киреева перед глазами: в институте множество людей (математики, геологи, физики, строители) защитились по технике безопасности на горных работах, а главбух - вообще по философии. Всё зависело от того, с какими учёными у вуза налажено сотрудничество. Руководителю такого конвейера по выпечке диссертаций - прямой путь в академию наук, не говоря уже об административных постах, пусть даже символических, но хлебных. Место работы он выбирает сам, в провинции может вытирать ноги о начальство. Диссовет решает всё по его слову, и вообще кругом разводится немеряно холуёв. Плюс руководство и консультирование соискателей - это тоже некоторые копейки.