Выдвинув второй сверху огромный ящик, он достал из него толстенную книгу и с ней вернулся к столу. Послюнявив палец, дошел до страницы, где была сделана последняя запись. Нахмурился, затем залез в конец тома и пробормотал:
— Так… статистика. С ноября месяца прошлого года усопших у нас становится все больше и больше. Ежемесячная прибавка в среднем на пять-шесть человек… Последние два месяца — на десять. Как видим, идет неуклонный рост.
— Чем вы можете это объяснить?
— Не знаю. Вы не читали статью в «Красном колхознике»? Наша корреспондентка, Мария Ленская, задается вопросом, почему мы все умираем.
Я смотрела на него и видела, что этот человек отнюдь не рад тому, что его бизнес неуклонно расширяется.
— Вы не видите на моем лице оптимизма? По-вашему, я должен был бы потирать руки? Но, если так пойдет и дальше, то через пару лет в городе некого будет хоронить. Думаю, и ваш приезд сюда не случаен. За август у нас умерло сто сорок три человека.
— Среди них много молодых?
— Молодые попадаются все чаще, — согласился Евгений Павлович. — Да и стариков стало больше умирать. Не знаю, что случилось. У меня у самого не так давно умерла мать. Хотя год назад мне казалось, что она проживет еще десяток-другой лет. Рак — банально и в то же время ужасно.
— Для вас уже онкологические заболевания стали банальностью? — переспросила я.
— Да, веселого мало.
— Спасибо вам за статистические данные, я это непременно учту. Могу я вас попросить, Евгений Павлович, дать мне кого-нибудь, кто отметил бы дома, в которых умирали люди?
Я вытащила из сумочки карту города и развернула ее.
— Это около тысячи адресов, — тут же прикинул бородатый директор. — Знаете, вряд ли я смогу вам выделить для этой цели людей. Мы здесь разжились компьютером, и, в принципе, я мог бы дать вам дискетку, но у вас есть, где просмотреть?
Я развела руками.
— А не могли бы вы мне распечатать все адреса?
Директор закатил глаза.
— Сейчас так возросло количество вызовов, у меня люди очень напряженно работают. Вряд ли я буду в состоянии…
— Вряд ли у вас будет возможность спокойно работать. Не хотите познакомиться с моим очень хорошим знакомым? Он налоговый инспектор.
Запаршивевший дядька посмотрел на часы, с шумом втянул носом воздух, потом сказал, что полчаса времени он найдет.
Лазерный принтер выдал мне пачку листов с адресами. Я забрала бумаги и поблагодарила директора за содействие.
— Знаете, вы только что забрали весьма конфиденциальные данные, но я близко знаком с Борисом Всеволодовичем, и он говорил о том, что должен приехать человек, который будет составлять отчет об экологической обстановке в нашем городе. И справка об уровне смертности — вещь естественная. Надеюсь, что вы не станете использовать эту информацию в официальном документе?
— Я ничего не могу обещать, — неопределенно ответила я, сворачивая бумаги и запихивая их в сумочку. — А ваша близкая дружба с Федотовым позволила вам стать монополистом. Не так ли?
Он улыбался в бороду и едва заметно утвердительно кивал головой.
— Поменьше вам работы, — пожелала я на прощание.
Сев в машину, я решила еще покататься по городу, рассчитывая на то, что «ДП-10» все-таки подаст голос. И в то же время мне не терпелось сесть за стол, выискивать по карте названия улиц и ставить ручкой крестики на тех домах, где были зарегистрированы случаи смерти.
Я предполагала, что после того, как эта рутинная работа будет проведена, обозначится некий район, где людей умирает больше, и я смогу определить примерное местонахождение источника радиации. Пока я колесила по улицам, мне пришло в голову, что во время работы с картой надо отбросить все смертные случаи с людьми старше шестидесяти, так как здесь есть большая вероятность, что человек умер не от рака, а по какой-либо иной причине.
Остановившись, для того чтобы сориентироваться, куда меня занесло, я увидела по карте, что совсем недалеко от меня находится редакция газеты «Красный колхозник». Сама карта была отпечатана в прошлом году, что свидетельствовало о большой точности. Делали ее толково, обозначили практически все учреждения Верескова, начиная от администрации и заканчивая детскими садами.
Познакомиться с этой корреспонденткой? Надо. В конечном счете письмо писала именно она.
Я поднялась на второй этаж деревянного гнилого дома и увидела на обшарпанной двери табличку с надписью «Главная редакция газеты „Красный колхозник“», толкнула незапертую дверь и попала в большую комнату, где сидели четыре человека: двое мужчин и две женщины.
— Могу я поговорить с Ленской? — спросила я у всех сразу.
— А вы кто? — Одна из женщин отвернулась от компьютера, и я вспомнила описание, которое мне дал Гром.
— Я из Комитета по охране окружающей среды.
Моя ровесница встала со своего места и поспешила подойти и протянуть руку.
— Я — Мария Ленская. А вы? — спросила она меня в свою очередь.
Я пригласила ее выйти из комнаты в коридор. Русые длинные волосы Марии были заплетены в косу, которая сейчас лежала на груди. Когда мы очутились за дверью, я протянула ей удостоверение. Мария с интересом рассмотрела документ, отдала мне и сказала, одновременно кивая головой:
— Очень приятно, Юлия Сергеевна.
— Я знаю о ваших статьях, которые вы печатали в газете. Честно говоря, я их не читала, но слышала о том, что вы очень озабочены тем, что увеличилось количество заболевших раком. Кроме того, вы писали письмо в область.
— Дошло? — все еще не могла поверить она.
— Как видите. С чем вы связываете увеличение количества онкологических заболеваний?
Она неожиданно, несколько по-мужски, заложила руки за спину, нахмурила брови, и тут я вспомнила замечание Сурова о том, что корреспондентка весьма упряма. Так это и было на самом деле. С первых минут общения мне стало ясно, что эта дама будет упрямо доказывать даже то, чего не существует.
— Я считаю, что в этом виноват завод, который здесь построили итальянцы.
— Вот как. И что это за предприятие?
— Я удивлена, что вы об этом ничего не слышали, — съязвила Ленская. — Два года назад концерн «Роситалпластмасса», есть такой, начал строить у нас завод по производству всяких домашних мелочей: совков, горшков, ну и всего прочего. Они очень быстро закончили это строительство, уверяя, что производство будет экологически чистым. Но на самом деле все далеко не так гладко, как нам, то есть жителям Верескова, хотелось бы. Во-первых, поставили трубу, правда небольшую, не такую, как у котельной, но все равно из нее постоянно идет белый дым, который наверняка не безвреден. Затем с этого предприятия сделали отвод прямо в реку. Что туда сбрасывают, мы не знаем. Но дело в том, что наша речушка Северная протекает по окраине города, а завод стоит выше по реке. Соответственно, вся зараза проплывает мимо нас. И, между прочим, в этой реке купаются наши дети, и из нее же идет и водозабор. А водозабор опять же стоит ниже по течению, чем этот завод. Я просто уверена, что вся вода, которую потребляет город, загажена этим заводом.
— Вы упоминаете об этом предприятии в ваших статьях?
— А как же, — взвилась корреспондентка. — Вы что же думаете, я буду печатать отсебятину? Ни в коем случае! Все проверено.
— Что, и цифры о количестве больных?
Этот вопрос ей не понравился.
— Ну откуда же я буду знать реальные цифры? Кто мне скажет? Я вижу, что происходит с моими соседями, знакомыми, со мной, наконец.
— А что с вами происходит?
— Со мной? — Она скрестила руки на груди, прижимая толстую косу. — Со мной ничего. Пока ничего, слава богу. Но люди умирают.
— Хорошо… У вас есть результаты химического анализа воды, взятой из реки?
— Нет. Зачем?
— А вам не кажется, что эту истерию нужно прекратить?
— Я не понимаю, — возмутилась она. — Вы сюда приехали проконтролировать экологическую обстановку или же уговорить меня перестать писать правду?