— Все гораздо, гораздо хуже, чем я думал.
— Печальнее, но не хуже, — возразил я.
— Ты думаешь, что сможешь его разыскать? — спросил он. — С чего же ты начнешь?
Глава четвертая
Я начал с утра на следующий день. Дженни я больше не видел: вечером они укатили с Тоби в Оксфорд, оставив меня ужинать вдвоем с Чарльзом, что стало большим облегчением для нас обоих. Они вернулись поздно, и утром я уехал до того, как они вышли к завтраку.
Расспросив предварительно дорогу у Чарльза, я добрался до оксфордской квартиры Дженни и позвонил в дверь. Поглядев на замок, я решил, что если никого не окажется дома, то вскрыть его труда не составит, но после второго звонка дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке.
— Луиза Макиннес? — осведомился я при виде сонного глаза под светлыми нечесаными волосами, босой ноги и края темно-синего халата.
— Да, это я.
— Могу я с вами побеседовать? Я... бывший муж Дженни. Ее отец попросил меня помочь ей.
— Так вы Сид? — удивилась она? — Сид Холли?
— Да.
— Хорошо... одну минуту.
Дверь захлопнулась и оставалась закрытой довольно долго. Наконец, она открылась снова, на этот раз широко, и я увидел девушку целиком. Теперь она была в джинсах, клетчатой рубашке, мешковатом голубом свитере и тапочках. Волосы были причесаны, и несмотря на ранний час я заметил на ее губах нежную, светло-розовую помаду.
— Проходите.
Я зашел и закрыл за собой дверь. Как я и думал, Дженни проживала не в современной коробке с картонными стенами. Ее квартира располагалась в усадьбе викторианской поры на тихой престижной улице, с полукруглой подъездной дорожкой и парковкой позади. В распоряжении Дженни был весь второй этаж с отдельным пристроенным входом. Как рассказал Чарльз, она купила жилье на средства, полученные при разводе, и мне было приятно видеть, что в целом она потратила их с умом.
Девушка зажгла свет и провела меня в большую гостиную с эркером, где все еще были задернуты шторы, а на столах и стульях валялись не убранные с вечера вещи. Газеты, пальто, сапожки, кофейные чашки, стаканчик из-под йогурта с торчащей из него ложкой во фруктовой вазе, увядающие нарциссы и скомканная бумага, пролетевшая мимо мусорной корзины.
Луиза Макиннес отдернула шторы, и серое утро разбавило резкий электрический свет.
— Я еще спала, — сообщила она, подтверждая очевидное.
— Извините.
Беспорядок был делом ее рук. Аккуратистка Дженни неизменно убиралась перед тем, как лечь спать. Но сама комната, несомненно, принадлежала Дженни. Кое-какую мебель она привезла из Эйнсфорда, и в общих чертах эта гостиная напомнила мне нашу, в доме, где мы жили. Любовь проходит, а вкусы остаются неизменными. Я почувствовал себя гостем в собственном доме.
— Хотите кофе? — предложила она.
— Только если...
— Конечно, я тоже выпью.
— Помочь?
— Если хотите.
Она провела меня через прихожую в скучноватую кухню. В ее манере держаться не было ничего враждебного, но тем не менее явственно тянуло холодком. И неудивительно. Наверняка Дженни не скрывала, как она относилась ко мне и вряд ли мне здесь пели дифирамбы.
— Хотите тостов? — Она уже достала пакет с нарезанным белым хлебом и банку с растворимым кофе.
— Да, спасибо.
— Тогда суньте парочку в тостер, вон там.
Я выполнил ее просьбу, пока она наливала воду в электрический чайник и доставала из буфета сливочное масло и мармелад. Наполовину использованный брикет масла с выковырянной серединой так и оставался в мятой и рваной упаковке, совсем как масло у меня дома. Дженни машинально перекладывала масло в масленку. Интересно, делает ли она это, когда живет одна?
— Молоко, сахар?
— Без сахара.
Когда ломтики хлеба выпрыгнули из тостера, она намазала их маслом и мармеладом и положила на две тарелки. Кипяток был разлит по кружкам с кофе и долит молоком прямо из бутылки.
— Вы несите кофе, а я тосты, — сказала она, берясь за тарелки. Краем глаза она увидела, как я берусь за кружку левой рукой.
— Осторожно, горячее! — воскликнула она.
Я аккуратно сжал кружку нечувствительными пальцами. Она удивленно моргнула.
— Одно из преимуществ, — сказал я и осторожно взял вторую кружку за ручку.
Она взглянула мне в лицо, ни слова не говоря повернулась и пошла назад в гостиную.
— Я и забыла, — призналась она, когда я поставил кружки на расчищенное ей место на журнальном столике перед диваном.
— Вставные челюсти встречаются почаще, — вежливо согласился я.
Она с трудом удержалась от смеха, и почти сразу же неуверенно нахмурилась, но на мгновение я увидел ее истинную натуру, скрытую за показной резкостью. Она задумчиво откусила от тоста, прожевала, проглотила и, наконец, спросила: