— Я привык.
В некотором роде.
— Да тебе, похоже, все равно.
Я промолчал. Мне было совсем не все равно.
— Сид, тебе что, нравится быть калекой?
Нравится. Господи.
Она пошла к двери, оставив меня смотреть на зарядник. Я почувствовал, как она остановилась на пороге, и обреченно ждал следующей реплики.
Ее голос ясно донесся до меня с другого конца комнаты.
— Ник носит в носке нож.
Я тут же повернул голову. Она вызывающе и с ожиданием смотрела на меня.
— Это правда?
— Иногда.
— Мальчишка.
Это ее рассердило.
— А взрослый человек у нас несется на лошади, прекрасно зная... зная, что упадет и разобьется?
— Об этом никогда не думаешь.
— И это всегда случается.
— Я больше не участвую в скачках.
— Но ведь участвовал бы, если б мог!
На это мне нечего было ответить. Мы оба знали, что она права.
— Посмотри на себя, — продолжала Дженни. — Теперь, когда тебе, наконец, пришлось оставить скачки, чем ты занялся? Ты мог без труда найти непыльную работу, на бирже, например, ведь ты умеешь играть на бирже, мог начать вести нормальную жизнь. Но нет, ты тут же ныряешь с головой в профессию, в которой в порядке вещей драки, избиения, какие-то немыслимые стычки! Ты не можешь спокойно жить, риск для тебя как наркотик. Ты думаешь, что это не так, но это именно так. Попробуй представить как ты ездишь каждое утро на работу в контору, с девяти до пяти, как все нормальные люди, и сразу увидишь, что я имею в виду.
Я молча обдумал ее слова.
— Вот именно, — кивнула она. — В конторе ты загнешься.
— А что такого нормального в спрятанном в носке лезвии? — спросил я в свою очередь. — Тебе стало известно о том, что я жокей, в первые дни нашего знакомства. Ты знала, что за этим стоит.
— Нет, не знала, не изнутри! Я не знала, что за этим стоят жуткие синяки, голодание, запрет на алкоголь и, что, черт побери, то и дело придется обходиться без секса!
— Он сам показал тебе нож, или ты его увидела?
— Какая разница?
— Пытаюсь понять, он просто незрелый мальчишка или по-настоящему опасен?
— Вот опять, — заметила она. — Тебе бы хотелось, чтобы он был опасен!
— Не хотелось бы, ради тебя.
— Ну... я сама увидела. В маленьких ножнах на ноге. Он еще пошутил на эту тему.
— Но ты сочла нужным мне сказать. Предупредить?
Внезапно на ее лице проступила растерянность, и через пару секунд она нахмурилась и ушла.
Что ж, если ее влюбленность в драгоценного Ника дала первую трещину, тем лучше.
Во вторник утром я подхватил Чико и мы поехали на север, в Ньюмаркет. День выдался ясный, но холодный и ветреный, нередко срывался дождь.
— Ну что, как с женой пообщался? — Чико видел ее лишь однажды, и описал потом свои впечатления емким словом «незабываемая».
— У нее серьезные неприятности, — сообщил я.
— Залетела?
— Бывают, знаешь ли, и другие неприятности.
— Да неужели?
Я рассказал ему о мошеннической схеме Эша и его ноже.
— И надо же ей было так вляпаться! — посочувствовал Чико.
— Да, по полной программе.
— А плату за наши труды по ее спасению мы получим?
Я искоса поглядел на него.
— Ясно. Так я и думал. Опять будем работать за так. Хорошо, что мое-то жалованье ты всегда можешь себе позволить. Ты уже нажился на чем-нибудь с рождества? Что это было на этот раз?
— В основном, серебро. И какао. Купил и продал.
— Какао? — недоверчиво переспросил он.
— Какао-бобы, для производства шоколада.
— Шоколадки с орехами?
— Нет, орехи я не трогаю, слишком рискованно.
— Как ты только все успеваешь?
— Это занимает не больше времени, чем флирт с официантками.
— И куда тебе столько денег?
— Это вошло в привычку. Ем, сплю, зарабатываю.
Дружески болтая, мы доехали до Ньюмаркета, сверились по карте, расспросили одного-двух местных жителей и наконец добрались до невероятно чистого и ухоженного конного завода Генри Трейса.
— Сходи, поболтай с конюхами, — велел я Чико. Он не возражал, и мы вышли из машины на гравий без единой сорной травинки. Оставив Чико во дворе, я отправился на поиски Генри Трейса. Уборщица, которую я встретил у дверей дома, доложила, что он «у себя в кабинете, по коридору направо», и действительно, он сидел там в кресле и крепко спал.
Мой приход разбудил его, и он моментально пришел в себя, как это бывает с людьми, привычными к ночным побудкам. Моложавый, с безукоризненными манерами, короче, полная противоположность грубоватому, жесткому и лукавому Тому Гарви. Считалось, что Трейс занимается исключительно финансовой стороной дела, предоставляя возню с лошадьми простым смертным, однако, с его первых слов стало ясно, что это не так.