— Еще не знаю. У тебя есть какие-нибудь мысли?
— В нашей команде мыслитель — ты.
На Миддлтон-роуд показался грязный рейнджровер и, подъехав, свернул к дому Бразерсмита. Мы с Чико одновременно выскочили из «Скимитара» и направились к человеку в твидовом пиджаке, вылезавшему из остановившегося внедорожника.
— Мистер Бразерсмит?
— Да, в чем дело? — Это был молодой человек с загнанным взглядом. Он то и дело оглядывался, словно чего-то опасался. Нехватки времени, по всей видимости.
— Вы не уделите нам пару минут? — начал я. — Это Чико Барнс, а меня зовут Сид Холли. Мы хотим вас кое о чем расспросить...
Стоило ему услышать мое имя, как он тут же устремил взгляд на мои руки, остановив его на левой.
— Это у вас миоэлектрический протез?
— Э-э... да, — подтвердил я.
— Пойдем в дом. Вы разрешите взглянуть?
Он целеустремленно направился к дверям. Я застыл на месте, не испытывая ни малейшего желания идти следом.
— Давай, Сид, пойдем, — усмехнулся Чико, следуя за ним. Он прошел вперед и оглянулся. — Пусть сначала он поспрашивает, а там уж мы.
Оплата натурой, подумал я. Платить не хотелось. Неохотно я пошел следом за Чико в приемную.
Бразерсмит принялся по-деловому задавать вопросы. Я отвечал на них нейтральным тоном, как если бы я находился в Центре протезирования.
— Вы можете поворачивать кисть? — спросил он наконец.
— Да, немного, — я продемонстрировал. — Внутри протеза нечто вроде чаши, которая плотно надевается на культю, и один из электродов внутри принимает сигнал на поворот.
Я видел, что он хочет, чтобы я снял протез и показал ему все полностью, но делать этого не собирался, и, по-видимому, он понял, что просить об этом нет смысла.
— Он очень плотно надет, — произнес он, ощупывая края.
— Чтобы не слетел.
Он сосредоточенно кивнул.
— Как вы его снимаете и надеваете?
— С помощью талька, — коротко сказал я. Чико открыл было рот, но поймал мой предостерегающий взгляд и не не стал говорить о том, что снимать протез было нередко нелегко.
— Хотите приладить подобный протез на лошадь? — спросил он.
Бразерсмит переключил свой все тот же загнанный взгляд на него и ответил без тени улыбки:
— Технически это вполне возможно, но вряд ли получится научить лошадь посылать мозговые сигналы на электроды. К тому же, это будет неоправданно дорого.
— Я просто пошутил, — слабо возразил Чико.
— Что? А, понимаю. Вообще-то протезы для лошадей иногда делают. Недавно я читал про ценную кобылу, находящуюся в разведении. Ей успешно установили протез на культю передней ноги. Жеребец ее покрыл, и в итоге от нее успешно получили потомство.
— Ясно, — кивнул Чико. — Собственно, мы за этим и приехали. Насчет кобылы в разведении. Только эта подохла.
Бразерсмит с неохотой переключил свое внимание с протезов на кобыл с сердечными заболеваниями.
— Ее звали Бетезда, — уточнил я, застегивая манжет рукава.
— Бетезда? — он наморщил лоб и тревога в его взгляде усилилась. — Простите, не припоминаю...
— Из конюшни Джорджа Каспара, — объяснил я. — Череда побед в два года, и конец карьеры в три из-за шумов в сердце. Ее отправили в разведение и, когда она жеребилась, сердце не выдержало.
— Ох ты, господи, — вздохнул он. К тревоге в его взгляде добавилось сочувствие. — Какая жалость. Но простите, через мои руки проходит столько лошадей, что мне даже не всегда сообщают их клички. Это страховая компания чем-то недовольна, или же речь о подозрении в ненадлежащем обращении с животным? Потому что уверяю вас...
— Нет-нет, ничего подобного, — успокоил я его. — А помните ли вы, как лечили Глинера и Зингалу?
— Да, разумеется. Эти два. Ужасно обидно за Джорджа Каспара. Такое невезение.
— Расскажите подробней.
— Да и рассказывать-то особо нечего. Ничего необычного, кроме того, что в двухлетнем возрасте оба подавали такие большие надежды. По правде сказать, возможно, что именно это их и погубило.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Ну... я не стал бы утверждать с уверенностью, — начал он, нервно подергивая головой, — особенно в отношении такого знаменитого тренера, как Каспар, но вообще-то чрезмерные нагрузки могут губительно сказаться на сердце двухлетки. Чем лучше двухлетка, тем более сильные у него соперники, и значение имеет только победа, слишком много денег вкладывается в содержание и прочее. В результате жокей — строго следуя указаниям, прошу заметить! — рискует настолько перетрудить незрелого скакуна, что эта победа станет для него последней.
— Глинер выиграл Донкастер Футурити по колено в грязи, — произнес я задумчиво. — Я помню, что скачка была исключительно тяжелой.