— Я ничего не знаю, — уточнил я. — Но если Джордж все поменяет, это затруднит любой возможный саботаж. Распорядок — лучший друг грабителя.
— Что? Да, конечно. Я попробую. А как же ты?
— Я буду наблюдать за галопами и продолжу находиться поблизости вплоть до окончания Гиней. Но было бы лучше, если бы вы позволили мне поговорить с Джорджем.
— Нет, он страшно рассердится! Я должна идти к гостям! — она почти уронила трубку на аппарат, и я понял, что у нее снова трясутся руки. Возможно, Джордж был прав, называя ее истеричкой.
На следующий день, как обычно, мы встретились с Чарльзом в отеле «Кавендиш» и устроились в креслах в баре на втором этаже.
— Давно я не видел тебя в таком хорошем настроении, — заметил он. — Пожалуй, с тех пор, как... — рукой, держащей бокал, он указал на протез. — Ты прямо воспрял духом, сбросил тяжкий груз с плеч.
— Вчера я все утро провел в Ньюмаркете, смотрел галопы.
— Я думал, что... — он осекся.
— Что я умру от зависти? Я тоже так думал. Но на самом деле получил большое удовольствие.
— Вот и хорошо.
— Завтра вечером я снова туда поеду и останусь там до среды, до окончания Гиней.
— А как же наш ланч в четверг?
Я улыбнулся и заказал ему двойную порцию розового джина.
— К четвергу вернусь.
Когда пришло время, мы расправились с гребешками в винно-сырном соусе — для них не нужен был нож — и он рассказал мне последние новости о деле Дженни.
— Оливер Квейл прислал адрес производителей полировки, как ты просил. — Он вытащил из нагрудного кармана бумагу и передал ее мне. — Оливер серьезно обеспокоен. Он говорит, что полиция активно расследует дело, и что Дженни почти наверняка предъявят обвинения.
— Когда?
— Не знаю. И Оливер не знает. Бывает, что подобные дела тянутся неделями, но рассчитывать на это нельзя. А когда обвинения будут предъявлены, то, по словам Оливера, ей придется предстать перед судом магистрата, а поскольку речь идет о больших деньгах, они направят дело в уголовный суд. Разумеется, они не станут держать ее под арестом и отпустят под залог.
— Залог!
— Оливер говорит, что, к сожалению, ее почти наверняка осудят, но если удастся доказать, что она действовала под влиянием Николаса Эша, то судья может пожалеть ее и ограничиться условным сроком.
— Даже если Эша не найдут?
— Даже так. Но, разумеется, если его найдут, обвинят и осудят, то при некоторой доле везения Дженни могут признать невиновной.
Я испустил невольный вздох.
— Что ж, придется его найти.
— Как?
— Ну... почти весь понедельник и все сегодняшнее утро я провел, разбирая письма от тех, кто прислал деньги и заказал полировку. Их оказалось около восемнадцати сотен.
— И как это нам поможет?
— Я начал сортировать их, выписывая имена по алфавиту.
Он с сомнением нахмурил брови, но я продолжил:
— Оказалось, что все фамилии начинаются на буквы Л, М, Н и О. Ни на одну другую.
— Я не вижу, как...
— Похоже, это часть списка получателей. Какого-нибудь каталога, или даже рассылки благотворительного фонда... Таких списков должны быть тысячи, но раз этот оказался таким эффективным, то вряд ли по нему рассылают извещения о налоге на собак.
— Логично, — cухо отозвался он.
— Я подумал, что стоит выписать все имена по порядку и выяснить, что это за список. Скажем, навести справки у аукционных домов Сотбис и Кристис, раз уж дело завязано на полировке. Шансы на успех небольшие, но попробовать стоит.
— Я могу помочь.
— Это скучная работа.
— Это моя дочь.
— Не откажусь, договорились.
Я доел гребешки и откинулся на спинку кресла, потягивая прекрасное охлажденное белое вино, которое заказал Чарльз.
Он сказал, что переночует у себя в клубе и с утра придет ко мне домой помогать с сортировкой писем. Я дал ему запасной ключ, на случай если выйду за газетой или сигаретами. Он закурил сигару и смотрел на меня сквозь окутавший его дым.
— Что сказала тебе Дженни наверху после ланча в воскресенье?
— Ничего особенного.
— Она весь день была в дурном настроении. И даже сорвалась на Тоби. — Он улыбнулся. — Тоби это пришлось не по вкусу, а Дженни заявила, что, дескать, Сид, по крайней мере, не ноет. — Он помолчал. — Я решил, что она наговорила тебе грубостей, и ее замучила совесть.
— Это не совесть. Хочется надеяться, она начинает понимать, кто такой Эш на самом деле.
— Давно пора.
Из «Кавендиша» я отправился в штаб-квартиру Жокей-клуба на Портман-сквер, чтобы встретиться с Лукасом Уэйнрайтом, который позвонил мне утром. Пусть я работал на него неофициально, все же он предпочел побеседовать в своем служебном кабинете. Как выяснилось, суперинтендант в отставке Эдди Киф уехал в Йоркшир разбираться с возможным положительным тестом на допинг, а у остальных служащих не было причин обращать на меня внимание.