— Видимо, впервые ушел в запой и пропал на несколько дней?
Я оставил стакан на подносе рядом с бутылкой и повернулся. В его глазах читалось то же ледяное осуждение, что и в нашу первую встречу.
— Не несите чушь! — бросил я.
Он слегка приподнял подбородок.
— Прямо вспыхнул весь, — язвительно отозвался он. — Гордость, я смотрю, на месте.
Я сжал челюсти, отвернулся и осушил стакан. Затем я сознательно постарался расслабить напряженные мышцы и проговорил:
— Так вы ничего не добьетесь. Я вас слишком хорошо знаю. Вы используете оскорбления, чтобы спровоцировать людей раскрыться. Раньше вы меня на этом ловили. Но в этот раз у вас ничего не выйдет.
— Если я найду подходящий ключ, я им воспользуюсь.
— Выпьете? — предложил я.
— Не откажусь.
Мы расположились в креслах друг напротив друга, как и подобало старым приятелям. В голову мне лезли невнятные мысли. О том, что действительно меня пугало, я старался не думать.
— Знаете, — осенило меня, — а ведь мы можем узнать, чей это список, не от фирм и журналов, а от самих подписчиков. Вот этих, — кивнул я на стопку на букву «М». — Мы спросим их, на что еще они подписаны. И спрашивать придется всего несколько человек, общий знаменатель тут же проявится.
Когда Чарльз уехал домой в Эйнсфорд, я снял пиджак и галстук и принялся бесцельно бродить по комнатам, пытаясь рассуждать разумно. Я говорил себе, что ничего особенного не произошло, просто Тревор Динсгейт применил жуткие угрозы для того, чтобы я прекратил расследование, которое я толком и не начал. Но оправдать себя не получалось. Как только он открылся и как только я понял, что он что-то замышляет, я мог разрушить его планы. Я этого не сделал.
Если бы он не устранил меня из игры в тот момент, вполне возможно, что я бы продолжал свои попытки, не понимая толком, в чем дело, пока Три-Нитро не проиграл с треском Гинеи. Но сейчас я непременно был бы в Ньюмаркете, наводил бы справки с уверенностью в том, что дело нечисто. А из-за его угроз меня там не было.
Я мог объяснить свое бездействие осторожностью, здравым смыслом, тем, что в сложившихся обстоятельствах у меня не было иного выхода. Я мог бы сказать, что не сумел бы сделать больше, чем Жокей-клуб. Но всякий раз я возвращался к тому, что на самом деле мое бездействие объяснялось ничем иным как трусостью.
Чико вернулся с уроков дзюдо и снова принялся допытываться, где я был. И по тем же причинам, что и раньше, я не отвечал, хотя и знал, что он не стал бы презирать меня так, как презирал себя я сам.
— Ну ладно, — сдался он. — Не хочешь говорить, не надо, но нельзя же вечно держать все в себе. Не знаю, что с тобой стряслось в эти дни, но тебе тяжело, я же вижу. Нельзя так запираться от людей.
Однако, я с ранних лет привык держать все в себе. Защищаясь от враждебного мира, я отгородился от него прочной стеной, и теперь уже не мог изменить себя.
Я криво улыбнулся.
— С каких это пор ты психологом заделался?
— Так-то лучше, — усмехнулся он в ответ. — Ты ведь весь цирк пропустил. Три-Нитро все-таки не дали победить в Гинеях, кто-то до него добрался, и теперь конюшни Джорджа Каспара переворачивают вверх дном. Здесь где-то «Спортивная жизнь» валяется, там все написано. Адмирал принес. Ты читал?
Я покачал головой.
— Так у Розмари-то нашей, выходит, кукушка-то на месте была? Как же они до него добрались-то, как ты думаешь?
— Они?
— Ну, кто это провернул.
— Не знаю.
— Я был на субботних галопах, — признался он. — Да-да, знаю, ты телеграфировал, чтоб я уезжал, но я там такую милашку склеил в пятницу вечером, что грех было не остаться на лишнюю ночку. Да к тому же она была у Каспара секретарь-машинистка.
— Была...
— Была и есть. Письма печатает, верхом ездит при случае. Короче, очень деятельная, да еще и разговорчивая.
Новый, запуганный Сид Холли и слышать об этом не хотел.
— В общем, всю среду в доме Каспаров бушевали страсти, — продолжал Чико. — Сперва за завтраком приходит Инки Пул и говорит, мол, Сид Холли задавал ему разные вопросы, которые ему, Инки Пулу, не по нраву пришлись. — Он сделал драматическую паузу. Я тупо смотрел сквозь него.
— Ты слушаешь?
— Да.
— Ты опять окаменел весь.
— Извини.
— Потом приехал ветеринар, Бразерсмит. Услышал, как Инки Пул разоряется, да и говорит, как странно, мол, Сид Холли и его расспрашивал. Насчет проблем с сердцем у лошадей, тех же самых, что и Инки Пула. Про Бетезду, Глинера да Зингалу, а напоследок и про Три-Нитро осведомился, тоже про сердце. Моя машинисточка говорит, что Каспар так орал, что из Кембриджа слышно было. Уж очень он насчет этих лошадей переживает.
Тревор Динсгейт, подумал я отстраненно, был у Джорджа Каспара за завтраком и слышал каждое слово.