Уйма неправедно нажитых денег, а девать их толком и некуда. Похоже, Питер Раммилиз был мошенником по натуре, а не по нужде.
Такой же невероятный порядок царил на каждой полке и в каждом ящике в спальне, и даже в корзине с грязным бельем пижама оказалась аккуратно сложенной. Я проверил карманы пиджаков, но и там он ничего не забыл. В гардеробной не валялось ни единого клочка бумаги. Раздосадованный, я поднялся на третий этаж. В одной из шести комнат стояли пустые чемоданы, а в остальных и того не было.
Те, кому нечего скрывать, думал я спускаясь по лестнице, не живут так аккуратно и осторожно, но это были лишь мои догадки, а догадки в суде не предъявишь. Семья Раммилизов жила в дорогостоящей пустоте, без какого-либо намека на прошлое. Ни сувениров, ни старых книг, ни даже фотографий, если не считать недавнего снимка Марка верхом на пони во дворе.
Когда вернулся Чико, я осматривался снаружи. В конюшне стояли семь лошадей, и две были привязаны в крытом манеже, других животных не было. Никаких следов фермерской деятельности. В амуничнике не висело ни одной призовой розетки, только все тот же неестественный порядок и запах седельного мыла. Я вышел к Чико и спросил, как он поступил с Марком.
— Медсестры кормят его булочками с джемом и пытаются дозвониться папаше. Мама пришла в себя и разговаривает. А какие у тебя результаты? Ты поведешь машину?
— Нет, оставайся за рулем. — Я сел на пассажирское сиденье. — Никогда не видал настолько подозрительного дома, безо всяких следов прежней жизни.
— Вот оно как.
— Именно. И здесь мы никогда не отыщем ничего, что приведет нас к связи Раммилиза и Эдди Кифа.
— Даром только съездили.
— Марку повезло.
— Да уж. Ничего так сопляк, шустрый. Говорит, что хочет стать грузчиком мебели, когда вырастет. На его памяти они три раза переезжали.
Глава десятая
Субботу Чико и я провели за обходом каждый своей части адресатов на букву М из списка оплативших полировку и в шесть часов встретились в хорошо известном нам пабе в Фулхэме. У обоих были сбиты ноги, обоих мучила жажда.
— Не стоило нам браться за это в субботу, да еще и на майские праздники! — вздохнул Чико.
— Ты прав, — согласился я. Чико наблюдал как струя живительной влаги наполняет пивную кружку.
— Больше половины из них не было дома.
— Я тоже почти никого не застал.
— А кто оставался дома, те смотрели по телевизору скачки или там борьбу, ну или девиц своих щупали и не желали отвлекаться.
Мы отнесли его пиво и мое виски на маленький столик, сделали по большому глотку и перешли к делу.
Чико смог расспросить четырех, а я только двух, но результат был налицо. Помимо прочей периодики, все шестеро прилежно выписывали журнал «Антиквариат в каждый дом».
— Ну вот и выяснили, — подытожил Чико. — Он прислонился к стене и с явным удовольствием расслабился. — Теперь до вторника нам делать нечего, все закрыто.
— Ты завтра занят?
— Имей совесть, меня девушка в Уэмбли ждет. — Он взглянул на часы и проглотил оставшееся пиво. — Ну до встречи, Сид, а то опоздаю, а она не любит, когда я потный.
Он ухмыльнулся и убежал, а я не спеша допил виски и отправился домой. Послонялся по комнатам. Заменил аккумулятор. Поел хлопьев. Достал отчеты о скачках предыдущих сезонов и поизучал карьеры лошадей синдикатов. Очень подозрительные карьеры: все они проигрывали, будучи фаворитами и выигрывали, будучи аутсайдерами.
Налицо были все признаки постоянного и умелого мошенничества. Я зевнул. Обычное дело. Я немного повозился по хозяйству, безуспешно пытаясь обрести умиротворенность, обычно снисходившую на меня, когда я был один дома. Разделся, надел халат, снял руку. Попробовал посмотреть телевизор, но не смог сосредоточиться на передаче. Выключил. Обычно я снимал протез уже надев халат, чтобы не видеть лишний раз то, что у меня осталось чуть ниже локтя. Я примирился с существованием этого обрубка, но не с его внешним видом, пусть он и выглядел куда более опрятно, чем изуродованная кисть. Сам не знаю, почему я испытывал к нему некоторое отвращение. Мне было неприятно, когда кто-либо, за исключением протезиста, его видел, даже Чико. Совершенно неоправданно я его стыдился. Здоровым людям неведом подобный стыд. Впервые я познал его вскорости после первоначальной травмы, когда пришлось попросить кого-то порезать мне мясо. Не раз и не два после этого случая я предпочитал оставаться голодным, чем просить. Протез дал мне возможность никогда больше не обращаться за помощью и это освобождение спасло меня. Новая рука вернула меня в ряды полноценных людей и никто больше не держал меня за идиота, не обращался ко мне с унизительной жалостью, не делал поблажек и не запинался в смущении, стараясь избежать бестактного высказывания. Дни уродства и инвалидности вспоминались как невыносимый кошмар. Я нередко был благодарен злодею, освободившему меня.