Тысяча футов в минуту, прикинул я, это одиннадцать-двенадцать миль в час. За годы скачек я привык падать на вдвое большей скорости... правда не в корзинке и не на кирпичные стены.
Мы летели над городом, и под нами проносились дома. Снижение было стремительным.
— Три минуты, — объявил он.
Перед нами снова возникло море, окаймляющее окраину города, и на мгновение мне показалось, что нам все-таки суждено приводнение. Но Джону Викингу было виднее.
— Держись, — предупредил он. — Садимся!
Он сильно потянул за красный шнур, другой конец которого уходил ввысь. Где-то наверху отверстие для выхода горячего воздуха резко увеличилось, шар потерял подъемную силу, и мы рухнули в жесткие объятья Истбурна.
Мы задели карнизы серых шиферных крыш, пересекли дорогу и лужайку и впечатались в широкую бетонную дорожку в двадцати ярдах от волн.
— Не вылезай, не вылезай! — закричал он. Корзинка упала на бок, и полунадутая груда шелка поволокла ее по бетону. — Без нашего веса шар еще может взлететь снова!
Поскольку меня зажало между баллонами, это указание было излишним. Корзину бросало и вертело вместе со мной, Джон Викинг с проклятиями тянул за шнур и наконец шар почти сдулся и остановился.
Воздухоплаватель взглянул на часы и его синие глаза загорелись победным огнем.
— Мы успели! Пять часов двадцать девять минут. Отличная гонка, черт побери. Самая лучшая. Ты не занят в следующую субботу?
Я вернулся в Эйнсфорд поездом, потратив на это оставшийся день. Близилась полночь, когда Чарльз подобрал меня на вокзале в Оксфорде.
— Ты участвовал в гонках на воздушных шарах? — недоверчиво переспросил он. — Понравилось?
— Еще как!
— А твоя машина так и осталась стоять на парковке в Хайланском парке?
— До утра с ней ничего не случится. — Я зевнул. — Между прочим, Николас Эш обрел имя. Его зовут Норрис Эббот. Дурачок, использует те же инициалы.
— Ты сообщишь об этом в полицию?
— Сперва попробуем его разыскать.
Он искоса взглянул на меня.
— Вечером, после того как ты позвонил, приехала Дженни.
— Ох, только не это.
— Я не знал, что она собирается приехать.
Пожалуй, я поверил ему. Я надеялся, что она ляжет спать до нашего приезда, но этого не случилось. Она сидела на обитом золотой парчой диване, и вид у нее был весьма воинственный.
— Мне не нравится, что ты так часто тут бываешь, — Не теряя времени, моя хорошенькая жена вонзила нож в самое сердце.
— Я всегда рад видеть Сида, — мягко заметил Чарльз.
— Позор какой, бывший муж совсем потерял гордость и подлизывается к тестю, который терпит его из жалости.
— Ты ревнуешь! — изумился я. Она вскочила. Я никогда не видел ее в такой ярости.
— Да как ты смеешь! — воскликнула она. — Он всегда тебя защищает! Думает, что ты весь из себя замечательный, но на деле-то он тебя и не знает. Он не терпел, как я, все твое мелочное упрямство, твои подлые штучки, и вечное сознание собственной правоты.
— Я иду спать, — сказал я.
— Еще и трус вдобавок, — зло продолжала она. — Не выносишь, когда тебе правду в лицо говорят.
— Спокойной ночи, Чарльз, — сказал я. — Спокойной ночи, Дженни. Приятных сновидений, любовь моя.
— Ты... ты... Как я тебя ненавижу! — с дрожью в голосе проговорила она.
Без дальнейших разговоров я вышел из гостиной и поднялся в спальню, которую считал своей, ту, в которой я всегда теперь спал в Эйнсфорде.
Тебе нет нужды ненавидеть меня, Дженни, с отчаянием подумал я. Я сам себя ненавижу.
Утром Чарльз отвез меня в Уилтшир, чтобы забрать машину, которая спокойно стояла там, где я ее оставил, одна на пустом лугу. Никто не поджидал меня в засаде, ни Питер Раммилиз, ни его наемники. Путь в Лондон был свободен.
— Сид, — заговорил Чарльз, когда я уже открывал дверцу машины. — Не обращай внимания на Дженни.
— Я не обращаю.
— Приезжай в Эйнсфорд когда захочешь.
Я кивнул.
— Я действительно рад тебя видеть.
— Угу.
— Черт бы ее побрал! — взорвался он.
— Нет, что вы. Она несчастна. Ей... ей нужно поплакаться кому-нибудь в жилетку, и все такое.
— Я не люблю слез, — сухо возразил он.
— Это правда, — со вздохом согласился я, сел в машину, махнул рукой и поехал через травянистые ухабы к воротам. От меня Дженни помощь не примет, а ее отец не способен ей помочь. Вот так всегда в жизни, во всей этой смехотворной неразберихе.
Я доехал до города и, немного покружив, добрался до редакции «Антиквариата в каждый дом», который оказался одним из многочисленных специализированных приложений к газете. Я объяснил редактору журнала, серьезного вида белобрысому молодому человеку в очках с массивной оправой, сложившуюся ситуацию и причины, которые меня к нему привели.