Подъехав назад к Мартину, я так и сказал. Он довольно рассмеялся.
— А ты все еще можешь скакать! Ты выглядел совсем как прежде!
Я подавил вздох. На мгновение мне удалось вернуться в давно закрытый для меня мир, но сам я уже не был прежним. Может, я и мог провести один приличный рабочий галоп, но это не шло ни в какое сравнение с Золотым Кубком в Челтенхэме.
— Спасибо, — поблагодарил я, — за чудесное утро.
Мы вернулись через город к конюшне и позавтракали, а потом я проехал с Мартином в его лендровере посмотреть работу второй партии лошадей, уже на ипподроме. По возвращении мы посидели в кабинете за кофе и разговорами, и наконец я с сожалением заметил, что мне пора.
Зазвонил телефон. Мартин ответил и передал мне трубку.
— Это тебя, Сид.
Я подумал было, что это Чико, но ошибся. К моему удивлению, голос в трубке принадлежал Генри Трейсу, который звонил со своего конного завода в пригороде.
— Моя ассистентка говорит, что видела как вы скачете на Пустоши, — начал он. — Я ей не поверил, но она настаивает, мол, не могла ошибиться, увидев вас без шлема. Она узнала лошадей Мартина Инглэнда, так что я и позвонил наудачу.
— Чем могу служить? — осведомился я.
— Да, в общем-то, наоборот, как я понимаю. Пару дней назад я получил от Жокей-клуба письмо, все такое официальное, с просьбой, что если Глинер или Зингалу падут, то немедленно дать им знать и не избавляться от трупов. Ну, когда я это прочел, то позвонил Лукасу Уэйнрайту, чья подпись там стояла, чтобы узнать, какого черта, и он сказал, что на самом деле информация об их смерти нужна Сиду Холли, и, мол, пусть это останется между нами.
У меня пересохло во рту.
— Вы меня слушаете?
— Да.
— Тогда я должен сказать, что Глинер и вправду только что пал.
— Когда? — переспросил я, чувствуя себя последним дураком. — Э-э... как именно?
У меня отчаянно забилось сердце. Переволновался? Еще бы! Страх пронзил меня как нож.
— Он должен был покрыть одну кобылу. Она вошла в охоту, и мы его к ней с утра и привели. Может, час назад. Он сильно вспотел, по этой жаре. А в случном манеже от солнца еще и духота стояла. В общем, он ее покрыл, спустился, а потом вдруг закачался, упал и почти сразу и издох.
Я отлепил язык от неба.
— Где он сейчас?
— Там же. Случный манеж мы сегодня больше использовать не собираемся, так что Глинера я там и оставил. Я позвонил было в Жокей-клуб, но сегодня суббота, и Лукаса Уэйнрайта там нет, да и в любом случае, моя ассистентка сказала, что вы сами как раз в Ньюмаркете...
— Да, — подтвердил я, глотнув воздуха. — Вскрытие. Вы согласны?
— Еще бы, это необходимо, для страховой компании и прочего.
— Я постараюсь договориться с Кеном Армадейлом, — сказал я. — Из Исследовательского центра коневодства. Я с ним знаком. Он вас устроит?
— Как нельзя лучше.
— Я вам перезвоню.
— Хорошо, — согласился он и отключился. Я стоял с зажатой в руке телефонной трубкой и смотрел в пустоту. Как быстро, как невыносимо быстро...
— В чем дело? — спросил Мартин?
— Я собирал сведения о некоем жеребце, а он пал.
Господи помилуй.
— Можно, я от тебя позвоню?
— Да, конечно.
Кен Армадейл сообщил, что копается в саду, но предпочтет покопаться в дохлой лошади.
Я предложил заехать за ним и он ответил, что будет ждать. Я отрешенно отметил, что здоровая рука в буквальном смысле дрожит.
Я перезвонил Генри Трейсу и подтвердил, что мы к нему приедем. Поблагодарил Мартина за душевный прием. Бросил чемодан в машину и забрал по дороге Кена Армадейла от его большого современного дома на южной окраине Ньюмаркета.
— На что мне следует обратить особое внимание?
— Полагаю, на сердце.
Он кивнул. Крепкого вида брюнет за тридцать, он занимался ветеринарной наукой. Я не раз сотрудничал с ним в подобных делах. Работать с ним было легко, я ему доверял, и, судя по всему, он так же относился и ко мне. Деловой приятель, с которым запросто можно посидеть за кружкой пива, а рождественскими открытками обмениваться нет нужды. Подобные отношения неизменны и при необходимости возобновляются без труда.
— Что-нибудь необычное? — осведомился он.
— Да... но я не знаю, что именно.
— Звучит загадочно.
— Посмотрим, что ты обнаружишь.
Глинер. Если и были на свете три лошади, от которых я должен был держаться подальше, то это были Глинер, Зингалу и Три-Нитро. Я горько пожалел, что попросил Лукаса Уэйнрайта написать Генри Трейсу и Джорджу Каспару. «Если какая-то из этих лошадей падет, дайте мне знать...» Но не сразу же, не с такой пугающей скоростью!