Обустройством комнат занималась Лерена вместе с Эрреондом. Эльф создавал крупную мебель, а фэйри – мелкие детали обстановки и освещение. Девушка побывала на каждом участке стены, и поинтересовалась у ветеранов, что они хотели бы видеть в жилых комнатах. И каждый из гарнизона высказал пожелание о той или иной мелочи. Полка для книг над кроватью эльфа, стойка для оружия в спальне орков. И, конечно, осветительные кристаллы, большие и маленькие. Особой просьбой стал фонарь на дозорной площадке – он должен был освещать окрестности. О его необходимости стало понятно в самый разгар работы.
– Тревога! Атака!
Крик эльфа-дозорного заставил вздрогнуть всех без исключения. Орки, присматривавшие за Строрном, отреагировали мгновенно, сбросив со стены верёвки. Дварф, который уже заканчивал крепить петли, двумя ударами кулака вбил пару стержней, обмотал канат вокруг пояса, схватил лестницу и… вознёсся. Стоунхельм впервые испытал чувство полёта – воины вытянули его одним рывком, да так, что он взмыл над их головами. Но полёт тут же грубо прервали, латники дёрнули верёвки и уронили дварфа себе под ноги. Тут же на поднятые щиты обрушился град стрел. Больше в этот день никто за пределы поста не выходил, только Строрн, прикрывшись ростовым щитом, спустился по стене и закончил работу, окончательно укрепив петли. В него не стреляли.
* * *
Ночь, а точнее – кромешная тьма, прошла спокойно, если не считать тихого постукивания и скрипа в дальнем конце двора, где лежали остатки дерева и камня. На следующий день, всё такой же сумеречный, нападений с утра не было, и ворота поста открылись. Строрн занялся третьим выходом с территории, створки которого частично проорезал ещё вечером, перед сном. Мимо него, обходя лагерь, прошёл внешний патруль. Ещё отряд из пяти орков направился к кустарнику, сопровождая лесорубов. Те плелись неохотно, помня, с кем могут столкнуться за пределами защитного кольца стен.
Вырубка зарослей началась. Полусотник велел расчистить окрестности даже от подлеска, чтобы оставить деревья только на дальних подступах к лагерю. Рубили сначала с опаской, постоянно замирая и вслушиваясь в шумы леса. Потом заготовщики осмелели и решительно вгрызлись в кустарник. Срубленное таскали на открытое место, складывая в груду. Натыкались на коряги, бурелом, огромные пни, мешающие волочить стволы и ветвистые сучья. Пыхтели, обливались потом, ругались. …Кричали от боли... Никто не ожидал этого крика, и когда он прозвучал, замерли все. На краю вырубки стояли двое парней, бедные, застывшие. И без топоров. А через несколько ударов сердца оба как стояли, так и рухнули. В спинах у них торчали по несколько черных стрел.
Через мгновение всех на поляне словно толкнули, орки и люди сорвались с места и завертелось. Большая часть лесорубов кинулась к крепости, но четверо наоборот, устремились к упавшим парням. Это были те самые мужчины бандитской наружности, которых мэтр Бельгорн заметил в толпе. В числе убегающих оказался мнивший себя вожаком Франд. Ещё один из шестерых молодчиков, Раделоб, как разлежал на краю поляны, утыканный стрелами. К нему-то и бежали старшие соратники, видимо, в силу жизненного опыта имевшие некоторые представления о взаимовыручке. Именно там, среди прореженных зарослей, они столкнулись с оборотнями.
Пока Исумли и Гихир поднимали окровавленные тела, Тагтор и Аригаст приняли вырвавшихся вперёд противников в топоры. По счастью, первыми в этом набеге оказались молодые и не очень опытные воины. Пожилой кряжистый Тагтор закусил длинный седой ус и скользнул под занесённый меч, рассекая живот злобно оскалившегося юнца. Старому разбойнику было страшно до дрожи в коленях, но где-то в подсознании занозой свербило понимание, что путь к спасению лежит через бой. Поэтому сразу после первого удара, делая шаг дальше, стремительно провернулся вокруг себя, держа своё грозное орудие за самый конец топорища. Лезвие врубилось в бок следующего врага.
– Ннна!
В это время Аригаст, крепкий мужчина с черной лохматой бородой, крутился, как жук в муравейнике, пытаясь сдержать атаки сразу двух противников. Одного здоровяку всё же удалось подловить на обманное движение и, заставив прикрыть грудь, чиркнуть лезвием топора по-лбу. Боец покачнулся и начал оседать, кровь залила его глаза. Однако второй в тот же миг достал Аригаста кончиком меча, распоров руку от плеча до локтя. И, словно ставя точку в этом неравном бою, в груди могучего лесоруба задержало древко чёрной стрелы.