Этому новшеству всего три года и за него, скорее всего, тоже придется отвечать в случае поездки в Орду, поскольку оно крайне раздражает наших степных гостей. Я это понимаю, но и отлично помню, что в той изучаемой мною истории тверской бунт и убийство баскака стоили Михаилу Тверскому головы. Поэтому считаю, пусть уж лучше монгольские послы злятся живыми, чем мне придется отвечать за них мертвых. За те три года, что прошли после возвращения из Западного похода, в Твери их побывало немало, и кляуз на меня, думаю, они настрочили тоже изрядно.
Почему, до сих пор, за них с меня не спросили⁈ Да все по той же причине! Хану Золотой Орды в последние четыре годы не до того. У Берке и без Русского улуса полно головной боли, поэтому мне пока и удается избегать серьезных проблем. К тому же я нужен Берке! Ведь что для Орды сейчас важнее всего⁈ Правильно, деньги! А я, то бишь Союз городов Русских, являюсь основным их поставщиком. Ордынский выход с Русского улуса в казну Берке приходит⁈ Приходит! Налоги с русского товара, что продается на рынках Орды, поступают⁈ Поступают! Пошлина за транзит по Волге тверских судов идет⁈ Идет! Что еще надо⁈ Ведь, ежели все перечисленное суммировать, то сумма составит львиную долю всего дохода улуса Джучи.
Берке это понимает и потому терпит мои выходки, пока я не выхожу за рамки разумного. Ведь владения его, действительно, сильно усохли в сравнении со временами Батыя. В Хорезме внук Чагатая Алгу-хан объявил себя независимым от Золотого сарая, а на то, чтобы проучить неразумного, у Берке нет ни времени, ни сил. У него другая война. Он втянулся в разборки с ильханом Хулагу за Ширван, которым не видно конца.
Западные земли от Днепра до Дуная тоже практически потеряны, потому что они теперь под Бурундаем. После Западного похода тот с половиной войска так и не вернулся на Волгу, а основал свой улус на этих землях. Формально, он входит в улус Джучи и подчиняется Берке, но на деле это не так. Бурундай полностью самостоятельный правитель. Он хоть и чтит традиции, но долю со своих владений Берке не платит, а доля эта немалая! Пол Европы платит дань Бурундаю, и золота у него, пожалуй, поболее, чем у хана Золотой Орды.
Бурундай уже очень стар и вот-вот помрет, а кому достанется его наследство большой вопрос. Берке смотрит далеко вперед, и это еще один момент, почему он жестко не наезжает на меня. Он точно знает, что за улус Бурундая придется побороться, и моя помощь в этом деле может стать решающей. Вот и получается, что я нужен Берке даже больше, чем он мне! Пока я сижу в Твери, налоги с Руси и с русской торговли текут ему в казну, а стоит начать разборки и денежный поток тут же прекратится. На что тогда ему воевать⁈
Да, я могу позволить себе некоторую свободу, но до определенных пределов. У нас с Берке как бы была негласная договоренность, я плачу по счетам, а он до поры не лезет в дела Русского улуса. А теперь что⁈ Получается, что приезд нового баскака со старой песней о переписи населения эту договоренность нарушает.
«Зачем это Берке⁈ — Задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. Порой понять логику средневекового монгольского хана бывает трудновато. — Может почувствовал силу⁈ У него есть основания считать, что войну с Хулагу он выиграл. Дербент и северный Ширван он вернул под свою руку. Правда, война ещё не закончилась и на следующий год разгорится вновь, но он-то этого еще не знает!»
Подумав, усмехаюсь про себя.
«Кажется, этот человек просто не может жить спокойно! Пока на фронте с родней замирение, надо по-быстрому наехать на северных подданных! Не сидеть же без дела!»
Звук приоткрывшейся двери отрывает меня от мыслей. Поднимаю взгляд и вижу вошедшего Прошку. Нет, ныне его так назвать уже язык не повернется. Ныне он солидный человек — глава всей моей личной канцелярии, Прохор Василич Смолянинов.
На мой вопросительный взгляд Прохор кланяется в пояс.
— Извини, господин консул, за беспокойство, но жена твоя — Евпраксия Нездинична — спрашивает. Изволишь ли ты быть к обеду?
«О, черт! — Мысленно крою себя за забывчивость. — Ведь обещал же!»
Дело в том, что из Новгорода приехали братья жены, и она очень просила меня быть на сегодняшнем обеде. Евпраксия пригласила братьев к обеду и хотела, чтобы я обязательно присутствовал.
Я имел неосторожность согласиться, хотя и понимал, что с того момента, для братьев Нездиничей это будет уже не просто обед, а случай изложить свои просьбы в неформальной обстановке. Ну и, конечно же, возможность показать всем, что они не абы кто, а родня самому консулу.
Выслушивать новгородские дрязги мне не очень хочется, но и обижать родню не с руки, поэтому я прячу тяжелый вздох.