Собравшиеся, включая Саньку, зааплодировали. Но ему от этих почестей стало еще тяжелее. Лицо сына было неподвижным и, как ему тогда показалось, напряженным.
Ракета, грохоча дюзами и подняв клубы пыли, начисто скрывшие окружающий пейзаж, медленно опустилась на крошечную площадку лунного космодрома. Морозов лежал в кресле — руки в перчатках с крагами, ноги в раздувшихся сапогах — и глядел на серое стекло иллюминатора. Что у них там — утро, день или вечер? Он скоро узнает.
Корпус ракеты дрогнул еще раз, она качнулась и встала. Вой двигателей быстро затих. Исчезли надписи, запрещавшие курить, перчатки и сапоги выпустили воздух. Они прибыли! Раздвинулся еще один участок обитой стеганым шелком стены; перед глазами Морозова оказались подсвеченные невидимыми лампочками космические комбинезоны, странно раскрашенные в поперечную всех цветов радуги полоску, и почти незаметные из-за своей прозрачности шлемы с черными пластмассовыми переговорными устройствами спереди и «ушами» — серебристыми переплетениями по бокам.
Из пассажиров его выпустили первым.
Сели на неосвещенной части Луны. Вокруг была не очень мрачная ночь, небо обсыпано звездами, как на юге, казалось, не хватало только сверчков. Звезды висели низко над головой. Неровности пейзажа, еще различаемые вблизи, уже в тридцати-пятидесяти метрах сливались в одно сплошное черное пятно. И только в полукилометре от ракеты было несколько световых пятен. Это был «город лунатиков».
«Город» представлял собой десяток огромных светящихся мыльных пузырей, которые надували сигаретным дымом и которые не лопнули, опустившись на землю. В этом пустом, чужом мире только пузыри выглядели по-земному. Да еще неподалеку от городка, больше напоминавшего стойбище с ярангами чукчей, была освещенная двумя прожекторами площадка, на которой было заметно какое-то движение.
Когда подошли ближе, оказалось, что пузыри вовсе не матовые, а прозрачные, диаметром не менее ста метров. Сделаны они были не то из полиэтилена, не то из полистирола, а скорее всего, из какого-то нового полимера. Формы полусферы, как он узнал чуть позднее, поддерживались избыточным давлением в таких же прозрачных ребрах жесткости, сходившихся в центре купола, и давлением в самом пространстве под куполом. Ребра жесткости напоминали Морозову бивни мамонтов в жилище периода трипольской культуры, которое он видел раз на реконструкции в музее. Но только огромные.
При подходе к станции чуткие «уши» скафандров уловили механический грохот. В разных местах площадки, освещенной двумя поворачивающимися прожекторами, работали какие-то машины. Их деловитая суета очень оживляла окрестности и делала это место привычным и земным.
— Твои? — Кто-то толкнул его плечом в плечо.
Он обернулся. Это был Чугуев, остальные сочувственно смотрели на него.
— Мои! — стараясь казаться непринужденным, сказал он. — Смотри-ка ты, работают!
Городок из десяти куполов и был тем, что на Земле гордо именовалось «станция Луна».
Прозрачные стены не были стенами домов, они были небом и как бы вычленяли кусок жизненного пространства из окружающего гористого пейзажа. Почва под ногами внутри купола была естественная, лунная. А на этой непривычной почве стояли типичные литые коттеджи и корпусишко какого-то центра или управления. Местами даже были видны шурфы, аккуратно заваленные породой. И здесь что-то искали.
Пятьдесят свободных от вахт «лунатиков» в не по-земному ярких комбинезонах или с полосами, или с большими цветными кругами на спинах, животах и ногах нестройной толпой встречали прибывших. Глава земной колонии бородач Мацура сказал краткую приветственную речь, выговаривая звук «г» как нечто среднее между «г» и «х». Закончил он приглашением:
— А сейчас, дорохие товарищи, пройдите в хостинную пэрвохо корпуса, хде вы снимете скафандры и хде вас ждет хорячнй чай и столь же хорячее лунное хостеприимство!
Последнее слово он произнес со смаком.
Когда прибывшие двинулись за хозяевами, Морозов задержался.
— Я Морозов! — сказал он. — Почему меня не встречает сын? — Он начал безотчетно волноваться и никак не мог справиться с этим волнением. — Случилось что-нибудь?
— Ни в коем случае! — ответил Мацура, — он работает. Некоторые наши товарищи тоже не вышли вас встречать, хотя, как вы понимаете, прибытие ракеты — событие для наших мест! Нет. Ничего! Просто нельзя остановить работы. Впрочем, вы увидитесь скоро! Через пятнадцать минут вас устраивает?
— Хорошо! — ответил Морозов, успокаиваясь.
Они вместе подошли к прозрачной стенке пузыря. Небольшая по размеру модель Б-56 подкатилась к краю площадки, поворачивая на ходу штангу с буром в рабочее положение. На месте, где машина нацелилась бурить, лежал большой валун. Железная рука Б-56 протянулась к камню, попыталась его поднять и тут же опустила. Камень был тяжеловат. Тут же к нему подкатился механизм Гр-80 с ковшом и маленький Б-56 закатил камень ему в ковш.
— Разбирается, скотина! — раздался за спиной Морозова голос Чугуева.
Неожиданно машины, оставив рабочие элементы, замерли.
— Совещаются! — с неудовольствием прокомментировал Мацура. — Никогда людям или мне, как руководству, не скажут, не посоветуются. Сами все решат, а вечером доложат!.. Кстати, Морозов, мне велено предупредить вас, что единственный экземпляр, который приняла Хосударственная комиссия, это ваш! Поэтому было принято решение переписать и размножить искусственный интеллект модели № 003Ш в нескольких экземплярах… Надевайте скафандр, так… вы меня хорошо слышите?
— Очень хорошо.
— Тогда пойдемте, я вас выведу.
Они подошли к выходной камере из металла и стекла. Морозов вошел внутрь камеры, зашипел, уходя, воздух. Над внешней дверью зажглось табло: «Выход разрешен».
Он вышел. Идти было легко, хотелось снять с себя скафандр. Слышно было, как грохочут рабочие элементы его машин. Он залюбовался ими.
Вдруг одна из машин — самоходный экскаватор — с грохотом вскинула вверх оранжевую стрелу с метнувшимся ковшом. Раздался Санькин голос:
— Здравствуй, папа!
Вверх поднялись буры и аналитические штанги остальных машин. Санькин голос гремел в хоре таких же санькиных голосов:
— Здравствуй, папа!
Справки об авторах
Альтов Генрих Саулович. Родился в 1926 году в Баку. Окончил Азербайджанский институт нефти и газа. Служил на Каспийской военной флотилии, работал в НИИ. Изобретатель, имеющий 16 авторских свидетельств. Основоположник ТРИЗ (теории решения изобретательских задач). Президент Всесоюзной ассоциации ТРИЗ. Автор книг по теории изобретательства: «Алгоритм изобретения», «Творчество как точная наука», «Найти идею», «И тут появился изобретатель» и многих других. В настоящее время живет и работает в Петрозаводске.
Как фантаст дебютировал в 1957 году рассказом «Вячеслав. Зиночка», написанным в соавторстве с В.Фелицыным и опубликованным в журнале «Литературный Азербайджан». Автор сборников научно-фантастических рассказов «Тайна тройного удара» (в соавторстве с В.Фелицыным, 1957), «Легенды о звездных капитанах» (1961), «Опаляющий разум» (1968), «Создан для бури» (1970), а также написанной в соавторстве с женой, Валентиной Журавлевой, повести «Баллада о звездах» (1961).
Биленкин Дмитрий Александрович (1933–1987). Родился в Москве. По окончании геологического факультета МГУ работал в Средней Азии и Сибири. Потом был научным корреспондентом и заведовал отделом науки в «Комсомольской правде», затем научным редактором журнала «Вокруг света». Автор ряда научно-популярных и научно-художественных книг «Спор о загадочной планете», «Путь мысли» и многих других.