И действительно, от прохладной повязки царапину тут же перестало дергать. Девочка наелась, напилась и повеселела. Ей захотелось поболтать с непонятным, удивительным стариком, тем более что за дни вынужденного одиночества она успела соскучиться по человеческому общению.
— Как тебя звать? — спросила она с детской непринужденностью.
— Хм… — хозяин дома усмехнулся в бороду. — Кто-то зовет меня профессором Вигге. Кто-то просто учителем. Но при рождении мне дали имя Биргер.
— Дядя Биргер, значит? — проговорила девочка, словно пробуя имя на вкус, но потом критически взглянула на старика и поправилась: — Дедуля Биргер. Можно я тебя так стану звать?
Дедуля Биргер, кажется, был немного ошеломлен таким натиском, потому в ответ издал что-то вроде сдавленного хрипа, но девочка не обратила внимания, потому что уже направилась с осмотром на другую половину дома. Первым делом ей хотелось прикоснуться к книгам.
Она подобралась к столу и застыла в благоговении у раскрытого посредине толстого фолианта. Пожелтевшие листы изображали нечто странное, да к тому же все были исчерканы надписями и незнакомыми знаками. Девочка только головой сокрушенно покачала: это кто ж такое безобразие учинил?!
— Можно? — спросила она.
— Да.
Маленькая гостья коснулась края листа кончиком пальца. На большее ее решительности не хватило.
— А что это? — спросила она, указывая на нечто странное, немного похожее на требуху поросенка.
— Это человеческое сердце в разрезе, — терпеливо объяснил старик.
— Ух! А зачем?
— Хм… В этой книге рассказано о том, из каких частей состоит человек. Они называются органы. А еще о том, как эти части лечить.
Девочка покосилась на него недоверчиво.
— И что, ты всю эту книгу прочитал?
Старик снова усмехнулся, вся напускная суровость постепенно слетала с него, и с каждой минутой знакомства становилось понятнее, что сердце у него доброе и терпеливое.
— Более того, я эту книгу написал.
Девочка даже рот раскрыла от удивления. Заяви старик сейчас, что он сам Всеединый, спустившийся на землю, он и то не сумел бы изумить ее больше.
— Ох… — только и смогла произнести девчушка, но, поразмыслив минуту, осмотревшись еще раз по сторонам, сделала вывод: — Ты, верно, медикус. И учился в Академии. Да?
— Да, — согласился собеседник, которого весь этот разговор, судя по его лицу, и радовал, и огорчал одновременно. — Сначала учился. Потом преподавал. И лечил…
— А сейчас?
— Больше не лечу. Я дал обещание…
— Кому?
Синие глаза внимательно посмотрели на старика.
— Себе.
Девочка тут же рассмеялась и махнула рукой:
— А! Себе — это ладно! Я так тоже делаю. Даю обещания, а потом… — она понизила голос, — а потом вот не исполняю.
Дедуля Биргер рассмеялся этой непосредственности и вдруг, наклонившись к маленькому уху, признался:
— Я, честно говоря, тоже.
Девочка серьезно кивнула ему, как будто обязуясь хранить эту тайну, а потом направилась к полкам. Ей очень нравилось в этом доме. И странный запах — запах книжных страниц и травяных настоев, и атмосфера загадочности, таившаяся, казалось, в каждом уголке. И сам дедуля Биргер очень нравился. Почему она вначале его испугалась? Ведь ясно же, что он только на вид грозный, а сам вон, пожалуйста, протирает листочки у какого-то растения, стоящего на подоконнике. И взгляд такой, будто перед ним не цветочек, а живое создание, даже разговаривает с ним. Девочка вдруг почувствовала себя страшно взрослой, смотрящей свысока на заигравшегося малыша. Да он, бедняга, без хозяйской руки совсем здесь пропадет.
— Я ведь останусь с тобой, — сказала она, не столько спрашивая, сколько утверждая.
Дедуля Биргер не ожидал такого и смутился.
— Ну, по крайней мере, до тех пор, пока рука не заживет, — выкрутился он из щекотливого положения.
Прошли дни. Рука зажила. А девочка так и осталась жить в доме. У нее появилась отдельная комнатушка, отгороженная занавесью. И своя кровать, сколоченная из досок. И даже свой столик. В комнате и без того места было мало, а сейчас стало совсем тесно, но девочка была счастлива. И дедуля Биргер, хоть иногда сурово хмурил брови, тоже был счастлив.
ГЛАВА 9
Мара проснулась во тьме с бешено колотящимся сердцем. Им нужно срочно уходить. Сейчас!
Подспудная тревога, гнездившаяся в сердце, вдруг оформилась в одну-единственную мысль: их хотели убить. Все было подстроено с самого начала.
Горг знал! Он не мог не знать о том, что творится в доме. Неужели он ни разу не заглянул в банки, стоящие в подвале? Ладно, даже если так — не это стало главной уликой. Мара знала точно: гомункулы продлевают жизнь своим хозяевам. Умершая женщина должна была прожить на свете не меньше полутора сотен лет. Сколько же тогда должно было исполниться ее внуку? На вид ему было не больше тридцати. А это значит… Это значит, что он сам не раз пользовался гнусными маленькими созданиями, пока те, расплодившись, не вышли из-под контроля.