— В резюме вы упоминали, что служили в армии, — небрежно обронил директор, когда они спускались по лестнице на первый этаж.
Чонин выждал минуту, но продолжения не последовало.
— Да, собственно, я как раз после службы. Это важно?
— Наверное, не слишком, но это определило мой выбор, если честно. Вы ведь понимаете, что работать будете с худшими студентами, которые оказывались в полицейском участке отнюдь не потому, что перешли дорогу в неправильном месте. Понятно, что военный опыт не поможет вам вызвать у них учебное рвение, но хотя бы следить за дисциплиной вы сможете. Бывали случаи нападения на учителей, поэтому мне хотелось взять на работу человека, который в состоянии постоять за себя и обуздать ретивых.
— Понятно, — тихо отозвался Чонин. — Не беспокойтесь. Я не люблю драки, но постоять за себя в состоянии, как и обуздать ретивых.
— Очень надеюсь. — Директор Ю зазвенел связкой ключей у невзрачной серой двери. За дверью обнаружился светлый и просторный танцевальный класс. Точнее, ему полагалось быть таким. Три зеркальные стены и одна сплошь в огромных окнах, вот только стёкла и зеркала покрывал толстый слой пыли, а на полу хватало мусора, пустых пивных бутылок и осколков.
Директор пощёлкал выключателем, но лампы под потолком признаков жизни не подавали.
— Сегодня же распоряжусь, чтобы отремонтировали освещение, — проворчал директор Ю. — Класс приведёте в порядок силами студентов — им полезно поработать. И сегодня я распоряжусь, чтобы для вас приготовили специальный журнал учёта посещений. Завтра сможете получить у моего секретаря. После занятий журнал можете оставлять на вахте у охранника. Наверное, вам потребуется проигрыватель какой-то и музыка?
— Я принесу плеер. Мне нужны только усилители.
— Я распоряжусь, но это в течение недели. Первые занятия как-нибудь так проведёте. Как я уже сказал, меня волнует исключительно явка студентов, и чтобы они сидели тут положенное время. Что они будут делать под вашим присмотром, уже не так важно. Лишь бы это было законно. Итак, вы согласны на эту работу?
Чонин коротко кивнул и слабо улыбнулся уголком рта. Всё равно он любил танцевать, а как и где — это уже не имело решающего значения. Танцы были прекрасны и не могли принести вреда никому.
Машина ждала его у крыльца, но со спущенным колесом. Благо, только одним. Чонин сбросил пиджак, закатал рукава и полез в багажник за запаской и домкратом.
Пожалуй, на работу он мог бы ездить и на автобусе. Или добираться пешком — не так уж и далеко.
========== 1.2 ==========
Комментарий к 1.2
Котики, по два куся в день)
Вообще оно небольшое макси, но пока непонятно, сколько будет в кф-страницах, так что в шапке пусть миди постоит)
зы Местами в тексте использован улично-бандитский сленг, перевод, надеюсь, не потребуется)
1.2
Сэхун долго умывался в туалете, чтобы избавить лицо от национальных цветов. Краска попалась стойкая и отмывалась неважно, что не улучшало и без того испорченное настроение Сэхуна.
Утром директор Ю забирал его из полицейского участка, куда Сэхун угодил по вине Гао, облажавшегося с элементарной кражей велосипеда. Мелкий гадёныш не только не смог расправиться с замком, но даже на шухере сел в лужу, почему Сэхун и влип под фанфары. Влип позорно, ведь Сэхун спокойно угонял тачки, а тут погорел из-за какого-то гадского велосипеда, чтоб ему пусто было. И Гао — тоже.
Прямо сейчас Сэхун пылал жгучей ненавистью к дяде Кёсу в частности и ко всему миру в целом. Дядя провинился тем, что поручил именно Сэхуну проэкзаменовать Гао, а весь мир провинился тем, что оказался несправедливой скотиной. Ненавидеть мир было проще. Всё-таки с дядей Кёсу толком и не поспоришь, так можно доспориться и оказаться на том свете раньше срока — в лучшем случае, а в худшем — в борделе “нежно любимого” дядюшки. А ещё Сэхуну встреча с дядей только предстояла. В сравнении с этим беседа с директором Ю тянула на детский лепет.
Сэхун изучил лицо в зеркальном отражении, счёл, что пригоден для выхода в люди, и вывалился из туалета. Оставаться в колледже было рискованно, поскольку дяде наверняка уже доложили об аресте племянника. Сэхун прекрасно знал: чем быстрее попадётся дяде на глаза, тем легче отделается. Потому он выскочил на крыльцо и оглядел красовавшийся рядом автомобиль. Ухоженная машинка, аккуратная. Не новая, но и не старьё. На похожей разъезжал директор, правда, прикатывал к колледжу редко, ещё реже оставлял машину без присмотра.
Жизнь приучила Сэхуна к тому, что удобным случаем следует пользоваться. Он без колебаний достал из кармана складную “бабочку”, повертел на ладони и заученным движением продырявил колесо в самом тонком месте, чтобы наверняка. Ещё жизнь научила Сэхуна тому, что нарываться следует с умом, так что он переборол желание напакостить с размахом и ограничился всего одним колесом. С чувством выполненного долга Сэхун сложил “бабочку” и зашагал прочь от колледжа в родной квартал.
— Не запылился, сявка, — буркнул торчавший на углу попрошайка с жестяной чашкой у ног. Сложил ладонь ковшиком и подкурил смятую сигарету. Сэхун хмуро смотрел на попрошайку и ждал, что ему ещё скажут. Попрошайка на самом деле был стрёмщиком и работал на дядю, как почти каждый в этом грёбаном квартале. Со стрёмщиками Сэхун не ссорился никогда — они частенько подбрасывали ему полезные сведенья, которые помогали Сэхуну уберечь шкурку от выделки.
— Ковыляй уже, шарик. А то дымится. Пусть пронесёт быстро да недолго. Отгремит и стихнет, а то, сам знаешь, потом цапнет так, что весь квартал протрясёт.
Сэхун устало кивнул и вновь принялся переставлять ноги по тротуару. Старался идти достаточно быстро, хоть и не тянуло. Помедлил он только перед самой ремонтной мастерской, но толкнул боковую дверь и юркнул в цех. Здесь он время от времени помогал потрошить краденые тачки. Хорошо, что помогал редко, потому что к делу душа не лежала. В детали он никогда не вникал, потому и помощником был паршивым. Дядя заставлял его помогать с потрошением тачек только тогда, когда рук ощутимо не хватало. Так-то больше ставил стрёмным к бывалым или водилой к молодняку. Хотя что так, что эдак — всё равно шестёрка, и для Сэхуна это — потолок.
— Ждёт, — коротко бросил Сэхуну центровой по цеху и махнул рукой в сторону убегавшей вверх железной лестницы. Сэхун нога за ногу поднялся до упора — офис дяди ютился под крышей. Он дважды стукнул в дверь из тонкой фанеры, зашёл внутрь и приготовился к скандалу.
— Его не ждали, а он пришкандыбал, — ожидаемо завёл шарманку дядя, похожий на румяный пирожок в своём дурацком квадратном кресле. — Ну что вылупился? Может, ты и вовсе жить попляшешь за плетень? Харчи и тряпки будут даром, а спальное место кормой отработаешь или свистком. Зато у меня мозоли натирать не будет. Ну почему всякий раз, стоит тебе поручить что-то более или менее рыбное, ты вечно лажаешь?! Что я должен сделать, чтобы хоть чему-то тебя научить? Или мне спровадить тебя в бордель, чтобы ты хоть часть возместил того бабла, что я на тебя угрохал? За что мне такой непутёвый племянник? Твоя семья живёт и за крышу над головой не отстёгивает. Я сам тебя одеваю и обуваю, защищаю твою текущую корму буквально собственной грудью, учу жизни да уму, а ты что? Всякий раз, стоит мне на тебя понадеяться, ты лажаешь. Сколько мне ещё терпеть, безмозглая бестолочь? Пока конец не вставишь, мозги не почешутся, да?
Сэхун стоял и молчал, разглядывая собственные кроссовки. Но язык чесался напомнить дяде, что его защита имела свои пределы. И что для дяди Сэхун был такой же разменной монетой, как любой в этом квартале. Не будь он таким худым, с вечно грязными и обломанными ногтями, лохматым и мурзатым, постоянно в синяках и царапинах, дядя давно бы уже отправил его в бордель, наплевав на родство. Потому Сэхун был именно таким и привычно держал лицо невозмутимо-мрачным — это надежнее всего гасило интерес к нему у альф. Омеге полагалось быть покладистым и послушным, но играть по таким правилам Сэхун не собирался.
— Извинения вообще будут, потаскуха? — загремел дядя.