— А на что это похоже?
— Вряд ли ответ…
— Я тебя умоляю! Чонин! — Сэхун сердито пихнул Чонина в плечо. — Ты невыносимый упёртый …
— Я знаю. — Чонин вздохнул и открыл глаза. — Но это…
— Я принял меры. Доктор просветил. Что не так? Если ты меня не хочешь, то так и скажи. Хватит мне пудрить мозги. — Сэхун с раздражением приподнялся на локте и уставился на Чонина одновременно с возмущением и обидой. Коварный план не работал, и Сэхун не знал, что ещё ему сделать, чтобы переупрямить Чонина. — Я очень надеялся, что ты всё-таки не любому омеге предложил бы брак во спасение. Желательно, чтобы вообще не предлагал. Ну, кроме меня. И вообще, ты прав, конечно, никто мне больше и не предлагал. И может, я согласился бы, но предложил именно ты, и я хотел, чтобы… то есть… Чёрт! Хватит лыбиться! Я понимаю, что ты привык к таким омегам, как тот прохиндей, что лез к тебе недавно, но я его прогнал. Вряд ли из меня вообще выйдет толк и напудренная болонка. Наверное, я совсем на него не похож, поэтому…
Сэхун умолк, потому что Чонин утопил его в поцелуе и свалил на кровать — спиной на простыню. Смуглые пальцы зарылись в его волосы и заставили подставить под жгучие губы открытое горло.
— К чёрту болонку… Я тебя хочу, а не болонку.
— Ну бери тогда, сколько мне ждать ещё? — выдохнул Сэхун, дёрнув Чонина за плечи. Тот свалился на него, вжав своей тяжестью в перину. — Эти твои… дурацкие манеры и…
Наверное, это было неправильно, но Сэхун царапался и кусался, и пытался вывернуться из-под Чонина, только всё больше утопал в перине вместо этого и всё чаще подставлял шею и ключицы под поцелуи. Немножко боялся и дрожал, но успокоился, ощутив внутри себя палец. Это казалось знакомым и не пугало, пока осознание, что он в самом деле полностью открыт для Чонина, перестало смущать. Тогда Сэхун доверчиво обхватил гибкое тело ногами и обнял Чонина за шею. Напряжённо всматривался в резкие черты, прерывисто дышал и нервно облизывал губы.
Между ягодицами скользнули пальцы, и Сэхун зажмурился, едва округлая головка коснулась подрагивающих мышц входа. Плавное тягучее движение заставило Сэхуна забыть о вдохе и просунуть руку между влажными от пота телами, чтобы пальцами обхватить толстый ствол. Он откровенно поторапливал Чонина, но стыдно не было. Вообще стыдно не было, пусть Сэхун и хотел Чонина до безумия, и наговорил столько всего, сколько ни один нормальный омега в жизни альфе не сказал бы. Сэхун всем сердцем желал сейчас трогать Чонина и забирать его себе. И никому-никому больше…
Чонин прижался к его губам, настойчиво отвёл руку и медленно вошёл до конца, заполнив целиком горячим и твёрдым. До сладкого напряжения, тянущей истомы и внутреннего трепета. Сэхун чувствовал его в себе и пытался дышать поцелуем. Даже не верилось, что наконец-то…
— Ты улыбаешься. — Сэхун ловил эти слова губами, чувствовал их на губах собственных теплом и нежностью. — Точно так же… как тогда… когда ты танцевал… со мной в первый… раз…
Волнующим сандалом — прямо в лёгкие. И слезами под веками от нестерпимого жара внутри. Жара, у которого был пульс. Как у сердца.
— Я люблю танцевать… — Глаза в глаза — сквозь влажную дымку, чтобы ловить яркие искорки под густыми ресницами. — Я люблю… тебя.
Глупые слова, но Сэхун лучшего времени не нашёл. Ему просто так хотелось вывалить эти слова на Чонина, что сил терпеть не осталось. Вывалил. Пусть теперь Чонин с ними что-нибудь делает. Складывает столбиком, например, или пирамидкой. Или пусть выбросит — уже неважно. Сэхун мог лишь вскинуть бёдра, чтобы стать ещё ближе. Вот он это и сделал.
Гортанно застонал от плавного толчка и запрокинул голову. Выгнулся, подался грудью к Чонину, чтобы упереться в перину затылком и отдать шею на растерзание горячим и жадным губам. Потому что для них — вся его кожа, каждый кусочек. Потому что это его личное “невозможно”, его личный учитель танцев, его личный Ким Чонин и его личный муж по документам. А где-то валялась “бабочка” для всех недовольных.
Частыми выдохами по горлу, ладонью по внутренней стороне бедра. Горячие пальцы скользили по коже, размазывая тёплые капли.
— Весь мокрый…
Сэхун сжал зубы и напомнил себе, что он в группе самых вредных студентов, потому краснеть ему не пристало. Не пристало, даже если он предательски течёт от близости Чонина.
— Это я просто таю, — с трудом выдохнул Сэхун и притянул Чонина за шею к себе, чтобы заткнуть к чёрту поцелуем. А то будет тут умничать в такой миг и озвучивать очевидное, скотина…
“Скотина” ответил на поцелуй с энтузиазмом, нагло развалился на Сэхуне и огладил разведённые бёдра. Потёрся губами о подбородок, лизнул в уголок рта и резко толкнулся, выбив из Сэхуна короткий стон. Стоны звучали всё чаще и, наверное, были слышны даже в коридоре.
Ладно, неважно, они молодожёны, у них первая брачная ночь. Или утро. Какая разница?
Горячие ладони то сжимали ягодицы Сэхуна, то гладили, притягивали ближе к узким бёдрам. Если и ускользали, то ненадолго, чтобы вновь вернуться - смять и погладить.
Сэхун нашарил руками перекладину в изголовье кровати и ухватился, чтобы заполучить точку опоры. Выгнулся и качнул бёдрами навстречу очередному толчку. Получилось настолько мощно, что сил не хватило даже на стон. Сэхун мог лишь немо хватать ртом воздух. Но это не помешало ему повторить. Он чувствовал движение внутри, чувствовал твёрдые бёдра, прижимавшиеся к ягодицам, жар под кожей и сумасшедший стук в висках. Воздуха отчаянно не хватало, но это казалось блаженством. Каждый толчок приносил за собой волну удовольствия и выгибал тело Сэхуна без его позволения.
Хриплое дыхание возле уха. И шершавыми губами по щеке. Чтобы снова кожа к коже. Чонин походил на персональный прибой Сэхуна: бился в него, лизал поцелуями и кончиком языка, глубоко входил, чтобы вновь отхлынуть и ударить с новой силой. Доводил до безумия. Обтачивал собой, шлифовал, разглаживал и превращал в совершенство.
Сэхун не помнил наверняка, но, кажется, он кричал, когда содрогался под тяжестью Чонина и задыхался от чувства нарастающей заполненности. В самом деле таял, пока внутри набухал узел, растягивал эластичные стенки и соединял их с Чонином намертво на несколько бесконечно долгих часов, окрашенных во все цвета непрерывно повторяющегося блаженства. Они вместе дрожали от каждого прикосновения и поцелуя, тяжело дышали в такт, одновременно задыхались и срывались на стоны.
Сэхун полосовал плечи и спину Чонина, а Чонин искал губами личную нирвану на шее и ключицах Сэхуна. Наверное, от этого можно было умереть, потому что слишком. И Сэхун непременно умер бы, если бы всё-таки не отпустило вовремя, когда он был почти на последнем издыхании.
Когда Чонин отстранился и рухнул на влажную простыню рядом, Сэхун чуть не взвыл в голос, настолько было пусто без Чонина внутри и без его ладоней на ягодицах. Вымотанное тело молило об отдыхе и капле покоя, но недавняя тяжесть Чонина превратилась в необходимость. Чонин будто мысли прочитал и лениво закинул на Сэхуна меховую ногу, потом и за пояс рукой обхватил, притянув ближе к себе и тронув губами мочку.
— Сэхун-и…
Сэхун прижал к полным губам дрожащие пальцы и из последних сил покачал головой. Он всё ещё слышал и чувствовал прибой. Всё ещё был там, где существовали только двое, и не хотел отпускать даже тени.
Сэхун молча погладил губы Чонина кончиками пальцев, обнял и прильнул всем телом, чтобы прижаться щекой к горячей шее и выпасть из реальности ещё ненадолго.
Он хотел эту сказку себе. В свою реальность. И даже если Чонин после его прогонит, уже не страшно вернуться, потому что он — настоящий — останется на губах Чонина. Навсегда. Уже не стереть и не вытравить — их запахи смешались.
========== 8. Эпилог ==========
Комментарий к 8. Эпилог
Добрый вечер, котички :)
Несу вам последний кусочек пирога и напоминаю, что автор всё ещё плотно занят выполнением задания к этому фесту, поэтому появится позднее, но мы оба вас любим - всех, кто был с героями всё это время или присоединится уже после ♥
Счастья вам, котички, и любви ♥
Бета