Трубецкой восклинул:
— Что ты несешь несуразицу? Откуда еще такой царь?
— Из тех самых ворот, откель весь народ.
— Я тебя дело спрашиваю!
— А по делу шел бы ты боярин, откуда вышел!
— Хватит ерничать мы пришли взять самозванку!
— Кабы тебя и твоих сотоварищей, боярин, вас здесь не взяли бы мы на разделку!
Казаки, между тем, окружили пришельцев, хищно поглядывая на них, поговаривали:
— Шуба, глянь какая! И нам такие зипуны сгодились бы!
— А я шапкой бы завладел! Вот продуванили бы!
На крыльцо вышел Заруцкий.
— Уймись князь Дмитрий! — молвил он. — А то и вправду бы, как бы тебя не уняли мои казаки. Порадуйся вместе с нами, что у государыни Марины сын родился, царевич Иван, коему быть отныне царем всея Руси. Все вы иные прочие шли бы по домам, а тебя князь Дмитрий приглашаю. Взойди поглядеть на царевича!
Трубецкой оглянулся на спутников. Они пятились от крыльца.
— Взойду! — с вызовом ответил Трубецкой. — Забота не терпит!
Заруцкий провел князя в трапезную. Приказал стольникам нести хмельное и закуску гостю. Усадил князя за стол. Начал дружелюбно:
— Князь Дмитрий, в любви и дружбе клясться не станем. Боярин не любит казака за его вольность, казак не любит боярина сызначала своего казачества. На том, покудова, и сойдемся.
— Ну а сынок новорожденный у царицы Московской. Чей же сын?
— Царем на Московских государствах был Дмитрий Иванович, сын царя Ивана Васильевича, а Марина Мнишкова его венчаной на царство супругой. Сын царицы наречен Иваном, а по отечеству он Дмитрий. А ежели кто по месяцам начнет высчитывать, того достанет казачья сабля. Ты, князь, в Москву собрался. Ждут ли тебя там? Быть может, московские бояре простят тебе службу Вору, да ныне не они хозяинуют в Москве. Ныне в Москве хозяинуют Федька Андронов — кожемяка, Михайло Молчанов — колдун и Михайло Салтыков — присяженники польского короля. Нашел король себе цепных псов, как бы они тебя не покусали до смерти. Не с повинной идти тебе, князь, в Москву, а господином над ними!
— Хожено на Москву, а где оказались?
— Ныне, князь, иное! В наше московское дело полезли король и ляхи. Себе на беду. Ныне поднимаются города на них. Искра упадет и вспыхнет земля под ляхами. А нам в том огне быть бы первыми. Слыхивал ли о воеводе рязанском Прокопии Ляпунове?
— В лицо его знаю!
— Собирает он со всех городов людей идти на Москву, чтоб от ляхов ее очистить и всей землей царя поставить. Не последним будет голос казаков!
Трубецкой прищурился и с хитрецой спросил:
— А царем кого?
— Царь у нас один! Иван Дмитриевич, а ты да я правители при малолетке.
Трубецкой потянулся через стол к Заруцкому и спросил, глядя ему в глаза:
— Не обманешь?
— Обманул бы, как не обмануть, кабы не требовался бы князь из Рюриков колена...
Народное движение, когда оно находит свою цель, находит и вождя. Потеряли Скопина, взоры всех, кто не хотел погибели российского государства, обратились на Прокопия Ляпунова, рязанского воеводу. После гибели Вора у Ляпунова развязались руки. Не стало нужды держать оборону от его посягательств.
Отпор, который дал Ляпунов полякам под Пронском, поддержка Пожарского под Зарайском, привлекли к нему внимание замосковных городов. К нему слали гонцов с письмами в его поддержку. Ляпунов, зная, что Сигизмунд не только рвется овладеть Смоленском, но и претендует на московский престол, объявил о созыве всенародного ополчения на ляхов.
Заруций и Трубецкой откликнулись на его призыв. Заруцкий вышел с казаками из Калуги в Тулу, оставив ее оборонять Дмитрия Трубецкого с его гультящими и казаками, которые захотели быть под его рукой.
Гроза собирается медленно. Ветер сдвигает облака, спресовывая их в плотные тучи, опускает к земле, накапливает силы, чтобы разразиться молниями и громом.
Король под Смоленском и поляки в Москве в своем упоении от успехов в покорении Московии, ослепли и омертвели, не видя и не предчувствуя, какая на них надвигается народная гроза.
Из Москвы под Смоленск к королю и к московским послам пришла грамота «седьмичисленных» бояр без подписи патриарха.
27-го декабря Лев Сапега призвал Василия Голицына, помахал перед ним списком боярской грамоты.
— Что вы теперь скажите, послы боярские, получивши из Москвы наказ открыть ворота Смоленска?
Василий Голицын взял в руки грамоту. Прочитал ее и, разведя руками, ответил:
— На грамоте нет подписи патриарха, а без подписи патриарха митрополит Филарет не даст благословения исполнить сей боярский наказ.