— У нас один спрос: будут ли смольняне целовать крест королю? Не послушают московских бояр, прольется кровь!
— В том волен Бог! — ответил Голицын.
— Не полагай на Бога ваше глупое упрямство! — оборвал спор Лев Сапега.
28-го декабря Василия Голицына и Филарета призвали на встречу с комиссарами. Пришел на встречу и гетман Жолкевский.
Филарет, войдя в шатер комиссаров, не садясь, объявил:
— Вчерашние речи Льва Сапеги, мне князь Василий пересказал. И я говорю: грамота не подписана патриархом. Нет на ее исполнение благословения русской церкви. А бояре мне не указ!
Жолкевский попытался найти смягчение.
— К чему такое упрямство? Оно не ведет к хорошему, а только к кровопролитию.
— Кровопролитие, от поляков, господин, а не от нас! Мы пришли звать королевича Владислава на царство, а вы требуете открыть ворота Смоленска. Из это-го выходит, что вы не хотите дать нам на царство королевича Владислава, а королю московский престол мы не предлагали.
— Это не послы, воры! — воскрикнул Ян Потоцкий.
Жолкевский прервал переговоры.
Король топтался под Смоленском. Комиссары требовали от послов сдачи Смоленска, а в это время под руку Прокопия Ляпунова, не глядя на январскую стужу, сходились из городов ратные люди.
Заруцкий раскинул казачьи таборы в Туле, рассылал гонцов в донские станицы, приглашая в поход на Москву «запольных» казаков, что сидели на Дону, не принимая участия в смуте.
Прокопий Ляпунов и Заруцкий объявили «волю» всем беглым, свободу от крепости и прощение всем прежде виноватым.
Особе стояло в Калуге ополчение Дмитрия Трубецкого. В его рядах все те, кто служил Богданке с его появления на Московской земле, кто пришел к нему в Тушино, оставался с ним в Калуге. Немало было среди них , называвших себя казаками, не повидав никогда ни Дона, ни Днепра.
Вышел Заруцкому звездный час. Не пропустил бы, в своем зазнайстве, заносясь превыше предназначенного ему судьбой. Казацкий атаман, вовсе и не казак, а по польским порядкам тарнопольский шляхтич, боярин по сказу тушинского Вора, не названный супруг Марины и отец ее сына, искал себе места у Болотникова, и в Тушино, и у короля под Смоленском, пришел к Марине в Калугу, чтобы уже не искать иной судьбы. Накрепко уверовал в свою затею поставить на царство их сына с Мариной, сесть при нем регентом.
Прокопий Ляпунов был прям и резок, хитрить не любил, но и не прост, как могло показаться. Знал цену Заруцкому, но ради избавления Русской земли от ляхов, готов был на союз с казацким атаманом.
Заруцкий на встречу с Ляпуновым прибыл в Рязань.
— Вот и встретились два самых могучих человека на Руси! — объявил Заруцкий Ляпунову. — Двое нас, а где двое — там делят поровну.
Иного и не ждал Прокопий, но не рвать же с казацкой силой, играя словесами. Однако твердо ответил:
— Русская земля не делима.
— Я не о земле, Прокопий! Земля не делима, а власть делима теми , кто государя на государстве держит. И коренник не со всякими пристяжными пойдет в одной упряжке. Приучать надобно. Вот и скажи мне, с какого лиха избирать царя всей землей, когда вся земля в одном мнении никогда не сойдется? У нас есть венчаная на царство царица Марина. Венчана она в Успенском соборе и никто, кроме Господа Бога, не может ее развенчать.
— Тяжело согласить всю землю на царя, а на царицу разве легче, еще к тому же и на полячку?
— Не смущайся, воевода! Согласились на Владислава, на сына польского короля. Так за королевским сыном — король отец, лихо для всего московского люда. За Мариной русские люди пойдут, ибо она от поляков натерпелась унижений.
У Ляпунова одна мысль: не оттолкнуть атамана. Не столько он сам по себе хорош, даже и неудобен, да за ним казаки. Свычны они с оружием, а ополченцы — это еще не ратники. Ответил осторожно:
— Не привыкли русские люди к царице. Царским вдовам у нас одна дорога — в монастырь. Была у нас одна правительница Елена Глинская, так и ту со света сжили.
— Не о царице речь, а о царе Иване, о сыне царицы Марины!
Этакого захода Ляпунов не ожидал. До него не дошло известие, что у Марины родился сын.
— Сын? — переспросил он. — Чей?
— Царицы Московской?
— Так не царя Дмитрия! Бастард не может претендовать на царство.
— А кто знает, что он бастард? По срокам — это еще не всякий счесть сумеет! А кто захочет считать, тому поможет казацкая сабля. Ты скажи мне, Прокопий, как ты о казаках мыслишь? С доверенностью или, как московские бояре и дворяне?
— Я не московский боярин. С казаками сызмальства в дружбе. С казачьими станицами заодно в поле сторожу держал от татар.