Поглядывая то на Трубецкого, то на Заруцкого, Ляпунов продолжал их сговаривать:
— Допреж всего, чтобы нам не быть битыми ляхами, будем мы за один и стоять на равных у государева дела и земским людям и казакам не поминать прежние вины, а всем быть в ответе за Русскую землю.
Трубецкой и Заруцкий до этих слов сидели молча. Тут Заруцкий оживился.
— Спрашивают меня казаки, что им пожалуют за службу? Повсюду была боярская татьба. Хотя и волочил царь Дмитрий бояр за бороды, а землей казаков не поверстал, а ить казаки его на царство поставили.
Прокопий ответил:
— Ведома мне, атаман, казацкая жизнь. Рядом с казаками с младости. Не верстали их землей, хотя вся земля по Дону казачья и другим невступна. То в наших руках. Кто стал с нами под Москвой и будет стоять, а за службу захочет сесть на землю, верстать тех, как служилых, чтоб ни в чем им не быть меньше земских людей.
— Земские люди есть всякие, — заметил Заруцкий. — Есть господин, а у господина холоп.
— Но и мы не всякому, кто с нами будет стоять под Москвой, скажем дворянство, а тем, кто послужит честью, живота не жалеючи не поскупимся сказать и боярство!
— Так тому и быть! — приговорил Заруцкий.
Ляпунов вернулся к войску, выиграв первый совет, но не обрел спокойствия, ибо знал, что смирить казачий разбой дело не легкое.
Трубецкой остался в своем шатре метаться в гневе и досаде.
Заруцкий поспешил в Коломну к Марине, объявить, что быть ее сыну царем на Руси.
И Филарет, и князь Василий Голицын и другие посольские люди под Смоленском проведали через Захара Ляпунова и его лазутчиков, что к Москве сходится ополчение со всех городов. Приободрило это известие для противостояния домогательствам поляков. Требования королевских комиссаров оставались прежними, чтобы послы повелели открыть ворота Смоленска. Комиссары грозили послам отправить их в Вильно, как пленных. Послы стояли на своем.
Угрозы не помогали, от Гонсевского прибывали гонцы с воплями о помощи. Король не внимал этим воплям и заявил, что, не овладев Смоленском, не тронется с места.
26-го марта послов призвали к Льву Сапеге. Он объявил:
— Мы знаем ваши коварства и хитрости. Вы преступили границы ваших полномочий, пренебрегли указами московских бояр. Вы тайно поджигали народ к неповиновению и возбуждали ненависть к королю. Или тотчас указываете Шеину открыть ворота Смоленска, или мы вас отправляем в Польшу.
Филарет ответил:
— Вы уже грозили Польшей. Мы готовы даже к смерти ради нашей православной веры!
— И до смерти вам не далеко. Король милостив, он ограничился отсылкой вас в Польшу. Вы это сейчас увидите!
По знаку Льва Сапеги в переговорный шатер вошли жолнеры. Они взяли послов под стражу и развезли по их шатрам. Время шло, на переговоры не звали и в Польшу не везли.
Дождались половодья. Размокли зимние дороги. На Днепре ломало лед. Послов привезли к Льву Сапеге. Канцлер, гетман Ходкевич, Потоцкие встретили послов хмуро. Послы расселись. Голицын развернул свиток договора о приглашении на царство королевича Владислава.
— Убери! — грубо сказал Лев Сапега. — Ныне речь не об этом! Хочу спросить послов, известно ли им, что произошло в Москве?
Голицын ответил:
— Откуда нам может быть известно, что происходит в Москве? К нам и птица не пролетит. Держите нас, как пленников.
— Вас в темнице впору держать! — раздраженно молвил Ян Потоцкий.
Лев Сапега продолжал:
— Темница не минет их за измену! В Москве московские люди подняли мятеж. Сожгли город. Людская кровь и пожар на вас послы!
Послы онемели. Филарет крестился.
— Всему причина ваше, послы, упрямство.Вам и патриарху Гермогену отвечать перед Богом и нашим королем!
Голицын воскрикнул:
— Побойтесь Бога! О чем вы говорите? Ваше войско сожгло Москву. Со времен набега диких татар такого не случалось.
— Город сожгли московские люди. Что сталось, так тому и быть. Король хочет знать, как унять кровопролитие и остановить мятежников?
Ответил Филарет:
— А как нам знать? Нас отправила вся земля, а ныне она восстала. Как нам говорить от имени восставших, мы их не знаем. Нас послали московские люди и бояре по воле патриарха.
— Патриарх взят под стражу, как подстрекатель мятежа. Он ни нам, ни вам не указ!
— Если патриарх взят под стражу, то и мы никому не указ.
Сапега наступал.
— Вы пришли от московских бояр, от князя Мстиславского...
— Оставьте его себе! — раздраженно воскликнул Василий Голицын. — Мстиславский уже никто и ничто. И мы не знаем за кого себя признавать. О Смоленске мы уже говорить не можем. Нам остается отъехать в Москву.