Сторож, с опаской наблюдая за ним, узнает это место. Он с грустью вспоминает, что эта могила девушки, совсем ещё юной. И хоть с момента ее смерти прошло много лет, старик очень часто видел у ее могилы мужчину, приносящего цветы. Почему-то всегда белые. А того, кто пришел к ней сейчас, он не знал.
Не знал, что тот, кого он принял за наркомана, успешно управляет огромной преступной сетью. Не знал, что этот странный человек — главная цель для спецслужб по меньшей мере девяти стран.
Джеймс Мориарти пришел навестить сестру.
***
Несмотря на уже давно промокший костюм и холодные капли, затекающие за воротник, сейчас, впервые за долгое время, Джим чувствует себя абсолютно спокойным вдали от всего и всех. Он держит две белые лилии, не отводя взгляда от витиеватой надписи на камне — «Эвелин Мария Мориарти. Никогда и никем не будет повторима в бесконечности времени» Надпись придумал Моран. Джеймс редко соглашается с его словами, но не в этот раз.
Он не часто бывал здесь. Человек, время которого всегда расписано до минуты, приходил всего два раза, не считая дня похорон. Зато Себастьян приезжал почти каждый месяц, наплевав на усталость, реабилитации после ранений и прочие «прелести» работы снайпера. Моран не знал, зачем каждый раз приходил и приносил её любимые цветы. Просто чувствовал, что ему нужно быть здесь.
«— И если уж ты предпочла спокойной жизни жизнь с Мориарти, то я тебе так скажу — ты такая же ненормальная, как и я. Родная кровь всё-таки»
Мориарти никогда не понимал, ради чего люди продолжают приходить на могилы родных и близких. Ведь тем уже точно все равно, а таскание цветов и разговоры с гранитом глупы и бессмысленны. Он не понимал никогда… До того момента, как сам не лишился кого-то важного. Джим смотрит на надгробие и понимает, что впервые в жизни его мысли теряют четкость и ясность, путаются. Но это не пугает, вовсе нет. Перед глазами вихрем проносились те картины из его жизни, которые он предпочел бы не забывать:
“— То есть твоя будущая профессия должна объединять информатику, математику и химию. Есть варианты, что это может быть?
— На ум приходит только террорист-интеллектуал.”
Тогда, в детстве, Эвелин не обратила внимание на это. Знала ли она, что через десять лет эта невинная шутка станет правдой? Конечно, нет. Ведь, что бы не происходило, она всегда видела в брате только хорошее. Даже когда узнала о его жизни чуть больше, чем следовало бы.
“— Стреляй, ангел”
И она выстрелила. Не раздумывая ни секунды, бросилась спасать его жизнь. Это было тем, что она делала постоянно — спасала. От скуки, одиночества, издевок одноклассников. От пули, что должна была закончить жизнь Джеймса Мориарти. Не Эвелин.
Ожидание. Как там говорят? Ожидание смерти всегда страшнее самой смерти? О да, черт возьми, это так. Сидеть и сверлить взглядом дверь реанимации, осознавая, что ты сможешь поставить на колени Англию, но не сможешь спасти собственную сестру. Ее жизнь не в твоих руках, и ты ничего не можешь сделать, чтобы ей помочь. И только глупая надежда заставляла держаться на плаву и не утонуть в волнении, страхе и отчаянии. Когда дверь всё-таки открылась и оттуда вышел врач, та самая надежда разгорелась еще сильнее.
— Мне очень жаль, девушка не выжила. Потеря крови слишком большая.
А дальше — темнота и отвратительный голос в голове, повторяющий только одно:
— Ты убил её, Джеймс. Как же так? Она этого заслужила?
Нет.
Резко выдохнув, Джим поднялся на ноги.
— Себастьян, поехали. Дальше они сами разберутся.
Но Моран, казалось, не слышал вообще ничего. Опустив голову и сжав виски, он смог только прошептать:
— Это моя вина.
— Я бы уже убил тебя, если бы ее смерть была на твоих руках. Но не стану.Она тебя ни в чем не винит. Не винила, — на последней фразе голос предательски дрогнул. — Пойдём.
Последнее, что запомнил Джим с того самого дня — бутылка виски, распитая на двоих, и опустошающее чувство вины внутри себя. Джеймс всегда был крайне эмоциональным человеком, но в тот момент ему как будто разом всё отключили, а мир потерял все цвета и краски. Он не чувствовал ничего. Только пустота и осознание того, что теперь он один.
***
— Эвелин, посмотри на меня и пообещай, что больше никогда мне не соврешь!</i
Она пообещала это в пятнадцать лет и всегда с честью выполняла. Но он ничего не обещал. А потому в двадцать пять нагло врал о том, что ранение вовсе не смертельно, и Эвелин будет жить. Есть две причины лгать: если это поможет тебе получить желаемое или если это убережет кого-то от боли. Но от боли не уберегла…
«— Кто ты такой?
— В некотором роде, Наполеон криминала, Эвелин.»
День похорон врезался в память с невероятной точностью. Мориарти помнил, как хоронили отца. Но сейчас всё было по-другому. Яркое, ослепляющее солнце, безоблачное небо. Джеймс, стоящий перед гробом. Необыкновенно подавленный Себастьян, который все еще не хотел верить, что это происходит на самом деле. И она.
Русоволосая девушка в нежно-голубом платье. Такая абсолютно неправильно живая. Казалось, что она крепко спит и видит красивые сны. Такие, где всегда светит солнце, а у людей не бывает проблем. Казалось, уже совсем скоро её голубые глаза вновь откроются, и она проснется. Как же обоим мужчинам хочется, чтобы это случилось. Но этого не произойдёт.
— Буду твоим личным Ангелом-хранителем, обещаю.
Джеймс никогда не верил в ангелов, ведьм, в дьявола (кроме себя самого) и прочую нечисть. Но слишком много раз Джим выбирался оттуда, где любой человек встретил бы свою смерть. Всякий раз, когда он и Моран оставались живыми после самой беспросветной задницы, Джеймс знал, кого благодарить. Эвелин выполняла обещание, данное брату перед смертью. По крайней мере, так хотелось в это верить.
«— Полковник Себастьян Моран, приятно познакомиться
— Вы не очень похожи на убийцу.
— И много Вы видели киллеров? »
Дальше память снова возвращает Мориарти в прошлое. Он видит, как в один из не самых удачных дней к ним в квартиру вваливается раненый в плечо Себастьян. Эвелин жутко перепугалась тогда и ни на шаг не отходила от полковника. Сама перевязывала ему раны и помогала с реабилитацией. В этом была вся Эви — помогать всем, наплевав на саму себя. Джим никогда не умел так.
Человеческая память — вещь весьма несовершенная. Многие воспоминания притупляются, а некоторые и уходят. Джим будет помнить все, что связывало его с сестрой. С которой его и не связывала родная кровь, но разве это так важно? Мориарти будет помнить ту девчонку, что кинулась под пулю ради него и, кажется, ничуть не жалела о том, что закончила свою жизнь так. Воспоминания о ней отдавались кучей самых разных эмоций. И Джим помнит. Помнит ее страх и заботу. Помнит, как, несмотря на все разногласия и противоречия, брат и сестра оберегали друг друга. Всегда.
***
Всё когда-нибудь заканчивается. Мы расстаемся с близкими людьми, прощаемся с летними вечерами, закрываем хорошую книгу.
Джеймс переводит взгляд на небо и замирает. Ливень прекратился, и о его недавнем присутствии напоминали только лужи и тот самый особенный запах в воздухе после дождя. Тучи рассеялись, уступив место солнцу и небу, чистому и голубому.
Все когда-нибудь заканчивается.
— Ну что ж. Уже совсем скоро. Осталась последняя проблема. Надеюсь, мы с тобой всё-таки встретимся, Ангел, — Джим положил цветы и ушел, не оборачиваясь.
Джеймсу Мориарти тридцать пять. До Рейхенбахского падения осталось два дня.